Арон Эрлих - Жизнь впереди

Сколько Алеша с Толей ни противились, он отправился вместе с ними. Он выработал и план действий для контроля: сначала пройдут Алеша с Толей, а потом, спустя пять или десять минут, смотря по обстоятельствам, кто-нибудь из них выйдет в садик с двумя билетами и один из билетов незаметно передаст ему…

Отделаться от него не было никакой возможности. Ребята уже простились с ним, а он все-таки вскочил в автобус вслед за ними.

И было так.

Сторож за тяжелой резной дверью со сверкающим стеклом — лысый старик с бородкой, со строгими, мохнатыми, насупившимися бровями — проверил билетики, потом глянул сквозь стекло в сад.

— А это кто у вас там бродит? — спросил он.

— Где?.. Не знаем… — дрогнувшими голосами ответили вместе Алеша и Толя.

— В ворота входили — сговаривались, а теперь — «не знаем»…

— Правда, не знаем, кто такой… Он у нас спрашивал: «Здесь балетное училище?» — мы ответили: «Здесь», — и все…

— Будет врать. Терпеть не могу. А то я не знаю вашего брата? — сердито сказал сторож. — Насквозь вижу! Зовите уж его сразу, пропущу троих. А то ведь все равно вы ему билетик выносить будете! Что, я не знаю, что ли?.. Ну! Живо!..

В большом классе для упражнений не было сцены, не было подмостков. Ряды кресел, стульев и скамей находились на одном уровне с задрапированной перегородкой, за которой вот-вот должен был развернуться школьный спектакль.

Мальчики успели занять боковые места, правда, у самых окон, но зато близко к занавесу, в третьем ряду.

В зале дожидалось спектакля немало и взрослых — родители учащихся, несколько артистов театра.

Две нарядные девочки обходили ряды зрителей, вручали почетным гостям программки, украшенные акварельными виньетками и яркими шелковыми лентами. Одна из них вдруг остановилась и перед нашими ребятами, протянула им программу. Алеша и Толя сконфуженно отстранились, а Коля поднялся со скамьи, преспокойно принял подарок, весьма ловко поклонился и сказал:

— Очень вам признателен!

Ребята переглянулись: «Вот черт! И откуда он только слова такие знает!»

Девочка удалялась, изредка оглядываясь, а Коля непринужденно и милостиво кивал ей, как давно знакомому славному другу.

Потом все трое любовались букетом пионов, наведенным акварелью в углу листка, и вчитывались в строчки с названиями номеров концерта, с перечислением учеников школы и артистов театра: «Аврора — ученица Хореографического училища Н. Субботина. Класс В. Г. Троян…»

Вскоре погасла люстра. Взамен из глубины огромной комнаты, косо и круто поверх голов собравшихся, ударили в занавес два дымчатых голубых потока света.

Седой человек в черном костюме уселся за рояль с поднятой крышкой, и тотчас занавес с шумом раздвинулся, открыв за собой еще добрую треть зала со многими готовыми к танцу девушками и юношами в театральных костюмах.

Музыка творила всякие чудеса: пустое пространство, казалось, оборачивалось цветущей лужайкой парка, а единственного кресла с высокой спинкой и балдахином было достаточно, чтобы зрители увидели перед собой и тронный зал «в некотором царстве, в некотором государстве» и всю глубину дворца.

Окончился массовый танец, и тогда из-за кулис, стремительная и легкая, явилась перед всеми Аврора.

Неужели это Наташа?

Ничего похожего на Наташу не было в юной принцессе со сверкающими драгоценностями на голове.

В единственный миг, когда злая фея Карабосс подсунула девочке свой роковой букет со спрятанным меж цветов веретеном, Алеше блеснул со сцены Наташин милый, затаенно смеющийся взгляд.

А там опять не стало никакой Наташи, была Аврора, существовавшая лишь колдовской волей седого человека за роялем. Казалось, умолкнет музыка — и все рассеется тотчас, как дым, как сон…

Король и королева, их челядь и гости беспечно любовались резвящейся девочкой: слишком она еще молода, а грозное заклятие предрекает беду лишь к тому, еще далекому сроку, когда минет детство!

Но разве можно уловить, когда завязь переходит в плод, а детство оборачивается в юность?

Аврора только что была шаловливым, забавляющимся, озорным подростком — и вот она уже взрослая девушка, лукавая и прелестная. Танцуя с последним из четырех своих кавалеров, что был в парче, она уже уверилась в своей вновь обретенной силе, и радовалась ей, и дивилась ей. Вот она снова закружилась лихо, как волчок, и вдруг, с последними тактами, припала доверчиво и нежно к плечу избранника, но тут же и опомнилась и отстранилась, стыдливо укрывшись букетом…