Арон Эрлих - Жизнь впереди

— Ну, и что же? Что ты предлагаешь?

— Экскурсию. Честное слово! — порывисто убеждал он. — Честное слово!

— Какую экскурсию? Ты объясни толком, не спеши, не волнуйся.

— Да говорю же вам: на завод! Понимаете? На автомобильный завод. На завод имени Сталина! Очень просто! Выхлопочем разрешение и посмотрим, как делают автомобили.

— Как делают автомобили?

— Ну да! По всем цехам пройдем.

— У тебя там отец, кажется, работает? Что ж, попробуй.

— Интересно будет, я знаю. Еще как интересно!

— Попробуй. Только сначала ты сам хорошенько познакомься с литературой и поговори с ребятами про нашу автотракторную промышленность. Понимаешь? Увидим тогда, по силам ли третьеклассникам эта тема. Интересуются они автомобилями по-настоящему? Тогда и похлопочем.

— Интересуются! — замахал он на нее обеими руками. — А то я не знаю, что ли! Еще как интересуются! Я сам, когда был в третьем классе…

— Через отца будешь хлопотать?

— Через отца.

— Мне и самой интересно. Я тоже с вами пойду.

— Вот здорово будет!..

Толя, сделавшись старостой объединенного литературного кружка, действовал с большой инициативой и настойчивостью.

Можно наверняка сказать, что Коля Харламов ограничился бы одним объявлением на щитке в нижнем этаже школы: «Предметом ближайших занятий кружка будет «Повесть о настоящем человеке».

Для Толи такое объявление было лишь началом хлопот. Он побывал в женской школе и посовещался там со знакомыми — с Леной и Таней. Потом он побеседовал со своими ребятами из разных классов. Оказалось, как ни популярна эта книга, — «Повесть о настоящем человеке», — а достать ее вовсе не так легко. Тогда Толя выхлопотал в районной библиотеке, чтобы на ближайшие три недели было забронировано для участников кружка возможно больше экземпляров; затем он опросил многих учеников и учениц, составил длинный список товарищей, у которых дома имелась такая книга, и заручился согласием владельцев давать ее для прочтения желающим.

Обо всем этом аккуратнейшим образом вывешивались дополнительные объявления.

Наконец Толе пришла в голову мысль о коллективном просмотре картины на ту же тему. Он договорился с администрацией клуба текстильщиков, расположенного близко от школы, на набережной канала, о повторной демонстрации фильма и организовал коллективное посещение сеанса.

В день сбора кружка новый его староста был вполне вознагражден за все свои хлопоты: в школу пришли не только все зарегистрированные участники кружка, но и большая толпа новичков. Собралось так много народу, что занятия пришлось перенести из класса в зал.

Григорий Наумович торжествовал. Он казался на этом вечере гораздо моложе своих лет. Даже мохнатые, всегда растрепанные брови его были на этот раз аккуратно приглажены волосок к волоску.

Если он не укорил Колю Харламова столь поразительными результатами деятельности нового старосты кружка, то единственно потому, что Коля неожиданно выступил с большой речью о капитане Мересьеве. И какая была это речь! Он дал отличный (Григорий Наумович сказал — «артистический») анализ природы советского патриотизма и так убедительно охарактеризовал целеустремленность наших лучших людей, сражающихся во имя ленинских заветов, что Григорий Наумович простил ему все недавние грехи.

Столько было ораторов на этом собрании литературного кружка, и мальчиков и девочек! Вместо двух часов занятия продолжались свыше трех…

После кружка Алеша зашел к Толе домой, несмотря на поздний час.

Обе Толины сестренки уже спали. Настасья Ефимовна велела обоим мальчикам поскорее садиться за стол, пока не остыл ужин.

Егоров скучал на своем излюбленном месте у окошка. Был предвыходной вечер, но без пасынка-музыканта путешествия в «места» не имели смысла — вместо доходов они приносили бы только чувствительные убытки.

У ребят продолжался начатый еще дорогой спор. Толя решительно уверял, что Харламов не готовился к своему сегодняшнему выступлению: это, уверял он, было вдохновение. Алеша с жаром высказывался против такого лестного предположения.

— Ни с того, ни с сего? — протестовал он. — Да будь он хоть семи пядей во лбу, так не скажешь без подготовки.

— А я тебе говорю — не готовился… Нашло на него — и все!

— Нашло! Как это вдруг? Нашло!.. Вызубрил — и все.

— А я тебе говорю — нашло… Народу сколько нынче собралось, вот он и распалился, вообразил себя где-нибудь в Колонном зале и блеснул.

Настасья Ефимовна подала на стол горячую картошку с постным маслом. Ребята с аппетитом ели, продолжая спорить. Настасья Ефимовна с Егоровым слушали, и чем меньше понимали, тем больше уважения и почтительности выказывалось на их лицах.