Арон Эрлих - Жизнь впереди

Алеша видел эту картину дома, на страницах «Огонька», разглядывал ее и на улице, стоя перед расклеенными на щитах газетами, — и вспоминал Наташу: на ней было такое же коричневое платье, и белый кружевной воротничок совершенно так же охватывал худенькую шею.

Или он встречался с пристальным и усмехающимся взглядом матери, и смущение охватывало его под этим проницательным взором: неужели она догадывается?..

А однажды на перемене он услышал, как Харламов что-то читает вслух. Вокруг его парты теснилось много ребят. Алеша как бы случайно прошел мимо, заглянул через плечи товарищей. Харламов в эту минуту захлопнул книгу, на обложке которой было написано: «Наташе в день ее рождения от дедушки и бабушки». Та самая книга, которую и Алеша держал в руках, давным-давно, в чудесный, незабываемый вечер!

Однажды Миша Рычков пришел к Алеше вечером, сумрачный и молчаливый. Он уселся на краешек верстака, достал портсигар и неторопливо проделал все, что положено курильщику в минуту отдыха и раздумья: постукал мундштуком о портсигар, примял и согнул кончик мундштука, чтобы в нем оседало побольше никотина, зажег спичку и сначала полюбовался язычком разгорающегося пламени, а уже потом приложился к нему кончиком папиросы.

Алеша не вытерпел, спросил:

— Ну? Какие же новости? Что тянешь?..

Рычков, отдуваясь, выпустил дым, развел руками с выражением самой крайней озабоченности.

— Отказ! — сказал он. — Окончательный. Обжалованию не подлежит.

— Миша! А ты говорил… так обнадеживал!

— Директор отказал. Наотрез!

Но несколько минут спустя, насладившись произведенным впечатлением, Рычков выхватил из нагрудного кармана бумажку, вчетверо сложенную, развернул ее, победно помахал ею в воздухе и залился долгим беззвучным смехом.

— Да вот он, твой пропуск! Вот! Просил на тридцать семь человек — на всех и дали. Вот! В субботу!

И показалось Алеше, что даже чувство обиды на Харламова и на Наташу, так терзавшее его, сразу потеряло свою силу. Заноза, которую он физически ощущал в себе, в самой груди, вдруг чудесным образом была вырвана. Благодетельное облегчение, и радость, и восторг — все вместе испытал он, вчитываясь в заводской пропуск, в этот лист добротной бумаги с несколькими подписями и крупной круглой печатью.

Миша торопился передать ему и другие новости, не менее замечательные: инженер-конструктор Касьянов Иван Григорьевич, лауреат Сталинской премии, вызвался сопровождать пионеров по цехам, он будет объяснять им производственные процессы, а сам директор просил непременно, когда закончится экскурсия, привести ребят к нему в кабинет, он хочет познакомиться с ними и побеседовать за стаканом чая…

— Сам директор завода?

— Сам! При мне распорядился. Велел, понимаешь, чтобы к семи часам в субботу у него в кабинете приготовили чай для дорогих гостей. Так он и сказал: «для дорогих гостей»… Приказал, чтоб были конфеты, пирожные, фрукты.

И, слушая все это, Алеша снова вспомнил про Наташу. Если бы тогда Харламов не увязался с ними на школьный спектакль, дружба у него с Наташей не расстроилась бы и он повел бы ее теперь с собой на завод. Как было бы хорошо!

Бабушка во многом помогала Наташе. Трико телесного цвета, туники и пачки, театральные костюмы и разнообразные мелкие дополнения к ним — головные украшения, ленты, броши, мониста, браслеты, пояски — всегда находились в образцовом порядке. Бабушка аккуратно следила за всем этим хозяйством Наташи, вовремя чинила, штопала, чистила, гладила. Она нередко заменяла внучку даже в такой специальной заботе, как подготовка новых балеток к пользованию, — обминала их твердые, проклеенные носки, неприметной стежкой из ниток обметывала их перед, чтобы сверкающий розовый атлас не слишком быстро изнашивался от работы на пуантах.

Бабушка всегда знала, что может понадобиться Наташе для уроков или на репетициях и спектаклях, и тщательным образом сама укладывала в чемоданчик все необходимое, заботясь, чтобы ни единая морщинка не нарушила безупречно опрятных танцевальных принадлежностей из шелка, газа, тюля.

Вскоре после зимних каникул, по распоряжению Веры Георгиевны, в мастерской Большого театра сшили для Наташи бледноголубое платье из легкого, почти прозрачного крепа. Ясно, что Вера Георгиевна задумала новый танец, но какой — не говорила. Когда девочка принесла домой сшитый заказ, бабушка потребовала, чтобы она тут же надела платье, и внимательно осмотрела его со всех сторон.