Михаил Чулаки - Вечный хлеб

Белый потолок — бесконечный, как небо. Небо снаружи. А внутри — голод. Где-то в самой середине. Голод — как воронка: уже и уже, быстрее и быстрее — втягивается в одну точку, и в этой точке жизнь.

— Мама, есть хочу.

(Чужой, нездешний голос: «Все больные — пить, а этот — есть. Живучий!» Другой нездешний: «Еще бы не живучий! Восемь ребер, плюс основание, плюс теменная!»)

Воронка ввинчивается все глубже. Ну можно ли терпеть?!

— Есть хочу!

В небе проплывает тарелка. Горячее на губах. Течет по щеке, не попадает в воронку. Жалко. Снова на губах. Во рту. Вот пошло в воронку. Наслаждение!

(Чужой голос: «Глотает самостоятельно. Я боялась, придется через зонд. Смысл слов непонятен, но различаются отчетливо, как красивые звуковые узоры.)

— Еще!

Воронка расширяется, уже не упирается в одну точку, небо мутнеет, блаженная усталость — как пуховая

ванна…

Очнувшись в следующий раз, он увидел человеческое лицо. Улыбающееся и располагающее.

— Ну как? Пришли в себя?

— Наверное… Я вас не знаю…

Свои слова поднимались медленно, как рыбины из глубины.

— Конечно, не знаете. Откуда ж меня знать. А вас как зовут?

— Зовут?.. Куда зовут?..

— Нет, как ваше имя? Мое, например, Виктор Павлович. А ваше?

Имя… Правильно, должно быть имя. Без имени — все равно что голый… Вот, показалось в глубине. Но как медленно всплывает…

— Слава Суворов… Славик… Слава…

— Вот и отлично! А полностью?

Рыбины стали всплывать быстрей.

— Вячеслав Иванович… Но все равно — Суворов.

— Конечно. Вячеслав Иванович, а какой день сейчас? Или хоть время года для начала?

Это ясно, раз все белое!

— Зима… Скоро Новый год.

— Зима, да. А что случилось? Почему вы здесь? И где вы?

Как частит! Как частит! Такое чувство, что скатился с ледяной горы — раз зима! — скатился, р-раз! — и сразу здесь. А где же еще быть?

— Зима… Поэтому и здесь.

— Тоже резонно. Погодите-ка… А этот человек вам знаком?

Ну конечно, знаком! Знакомое лицо — как надежный поручень, на который можно опереться! Пустота — и

вдруг можно опереться — хорошо!

— Знаком… Это друг… Это Альгис…

— Старик! Узнал! Это ценю! А ты, брат, считай, заново родился. Нет тебя и нет, как стали обзванивать, наконец говорят: «Неизвестный в реанимации, приходите». И точно — ты!

Незнакомый человек закрыл рот другу, Альгису.

— Ну-ну, слишком много новостей сразу.

Вячеславу Ивановичу вдруг стало очень жалко Альгиса: зачем незнакомый человек помешал Альгису, зачем закрыл рот своей грубой ладонью? Альгису неприятно! Вячеслав Иванович заплакал: так жалко Альгиса!

— Вот видите, — сказал незнакомый. — Пусть отдохнет.

Вячеслав Иванович заплакал было еще больше, оттого что его не поняли, но Альгис и незнакомый человек ушли, плакать стало не перед кем — и он заснул…

Проснулся он в полумраке. И сразу понял, что вечер. Сильно хотелось помочиться — оттого и проснулся. Он попытался встать — нога не послушалась! Он так испугался, что не сразу ощутил резкую боль — в спине, в затылке, в непослушной ноге! Расслабился, откинулся свободно на спину — боль почти прошла. Да черт с ней, с болью! Вот нога!

Через некоторое время он повторил попытку — то же непослушание, та же боль!

Только после этого Вячеслав Иванович начал постепенно сводить вместе причины и следствия. То, что он лежит, а вокруг все бело — и потолок, и стены. То, что и незнакомый человек был в белом халате, и Альгис был в белом халате, — как же не понял сразу? Здесь больница! Он в больнице из-за того, что нога перестала его слушаться!

Что же случилось? Паралич?

Он не помнил.

Нет, память стала гораздо лучше, теперь он знал всю свою прошлую жизнь: дом, работу, Альгиса, Эрика; когда-то был женат, потом несколько женщин так, не всерьез, беженетов; а совсем недавно нашел свою настоящую семью, племянница Алла должна скоро родить— все помнил!.. А потом сразу оказался здесь. Скоро Новый год, и вместо того чтобы радостно встретить — он здесь.

Вячеслав Иванович заплакал: сразу и оттого, что он здесь под Новый год, и оттого, что не слушалась нога, — оба эти события казались одинаково горькими.

Горе так поглотило его, что мочевой пузырь нескоро дал снова знать о себе. А нога не слушалась, встать невозможно. Вячеслав Иванович слышал, конечно, как в таких случаях делается в больницах. Но никогда не думал, что и ему придется… До чего же противно и унизительно! Но нечего делать, он стал искать кнопку. Впрочем, кнопка нашлась легко — в изголовье оказался целый пульт. Он нажал кнопку — заплакал об этом тоже. А через минуту и о том, что приходится объяснять свою просьбу совсем молодой девушке.