Марк Гроссман - Камень-обманка

Но он тут же взял себя в руки и принялся лихорадочно оглядывать почву, кедры, камни. Через полчаса обнаружил на вековой, замшелой сосне мутную затесь на высоте человеческого роста. Стрелка острием показывала на Шумак.

Дрожа от нетерпения, спотыкаясь и даже падая, он двинулся туда, где мог ждать его невиданный фарт. Но и в эти минуты крайнего возбуждения Хабара не забывал прятаться за кедрами и оглядываться: не следят ли за ним? Все, кажется, было спокойно.

Вскоре выбрался на высокий берег Шумака, круто срывавшийся к воде, прикрытой от взора деревьями. Гришка топтался подле ущелья, выискивая удобное место для спуска, но ничего подходящего не было. Тогда он решил побродить вдоль реки, а при возможности переправиться через нее — поискать дорогу на той стороне.

Однако ничего не нашел и, чертыхаясь, повернул к зимовью. Утро вечера мудренее, завтра он захватит веревку и без риска спустится к воде.

В зимник пришел уже затемно: боясь слежки, путал след.

Катя, Андрей и Дин ужинали постным зеленым супом.

Гришка с излишней торопливостью вытащил из поняги тощего зайца, убитого загодя.

— Еле забил окаянного, больно пугливы стали, — сказал он, усмехаясь и протягивая женщине косого.

— Поди засеки в лед, — проворчала Кириллова, — завтра сготовлю. Шатаешься невесть где.

Дин метнул на Хабару мимолетный взгляд и равнодушно отвернулся.

Гришка покорно прошел к баньке, у которой еще с зимы были навалены куски льда, прикрытые хвоей и сенной трухой, спрятал зайца и вернулся в избу.

Закончив ужин, тотчас легли спать.

Гришка вскочил с нар задолго до солнца. Всю его душу, даже, кажется, тело распирали ощущение грядущего фарта и тревога. Хотелось немедля кинуться к Шумаку, упрятавшему в скалах и зарослях непомерное золото. Но всё же Хабара дождался света, помог Кате по хозяйству и даже взялся было поскрести изрядно засаленный стол. Но тут же навел разговор на харч и, вновь услышав от Андрея, что он мяса Ночки есть не станет, согласно качнул головой.

— Верно, не больно-то жировое у нас житье. Хлопот полон рот, а перекусить нечего.

Потом проворчал, будто колеблясь:

— Все бока отоспал. Разве полесовать? И то известно: из сна каши не сваришь.

Не услышав возражений, схватил ружье, понягу, забежал в баньку, где хранилась веревка, и кинулся в тайгу.

Чуть позже исчез из зимовья Дин.

Солнце уже стояло над головой, когда Хабара добрался до крутизны на Шумаке. Всю дорогу к водопаду одолел будто пьяный, то замирая и приваливаясь к деревьям, то резко переходя на бег. Теперь, у реки, тщательно огляделся и не обнаружил ничего подозрительного. Захлестнув веревку за кедр у самого обрыва, стянул ее прочным узлом, закрепил свободный конец у себя на поясе и, неумело помолившись, стал сползать по скале.

Двигаться было трудно. Хабара перехватывал пальцами крученую пеньку, упирался в гранит и, медленно перебирая ногами, старался миновать кусты и деревья, вцепившиеся в разломы скал. И всё же сильно расцарапал лицо и руки, несколько раз ушибался то боком, то головой о камни, пока, наконец, не ступил на дно узкого ущелья.

Где-то за поворотом, в тесном каменном ложе, бился и кипел, готовясь к прыжку под откос, Шумак.

Гришка попытался чуть не бегом пробраться к водопаду, но не смог: все вокруг заросло травой, кустами, кедровником.

Тогда Хабара решил отдохнуть и подумать. Надо было найти тот, может статься, единственный путь, по какому когда-то беглый Дмитрий Демин проник к Золотой Чаше.

Наконец старатель скинул понягу, вытащил из-за пояса топор и отправился на поиски дорожки. Он то и дело взмахивал топором, вырубая себе узкий и жесткий проход. Прошло немало времени прежде, чем ему показалось, что он обнаружил признаки тореной некогда тропы. Продолжая ссекать елочки и березки, Хабара медленно шел вперед, стараясь, чтоб шум водопада все время бил в лицо.

То тут, то там стежку вплотную прижимали к воде скалы, и Гришке стоило величайших усилий движение почти на четвереньках. Он часто падал, проваливался в углубления между камнями, но упорно полз, всем своим существом ощущая, что уже близок к цели, что вот-вот брызнет ему в глаза ослепительный свет Золотой Чаши.

Но вот услышал рев водопада в упор. Здесь тропинка вскарабкалась на почти отвесную скалу и вскоре круто упала вниз, к большой, будто выбитой человечьими руками, гранитной яме.

К вечеру Хабара взобрался по веревке вверх и мешком свалился у дерева, за которое была захлестнута петля. Глаза его блуждали, губы обсохли и потрескались, и весь он походил на помешанного или сильно хмельного человека. Бессмысленная улыбка и судороги мелькали на лице, без всякого порядка сменяя друг друга. Но вот он рывком поднялся с земли, отвязал веревку от кедра и, чувствуя за спиной, в поняге, радостный груз золота, поспешил в глубь тайги.