Ольга рассказала о своей работе, о том, как бы она хотела поставить дело и что говорит директор. Добрушин внимательно слушал, облокотясь на стол.
— Так, так,— говорил он. Временами глаза его будто гасли, а иногда прояснялись, и он обдавал Ольгу ласковым взглядом.— Замечательно! Хм... Так директор, значит, говорит: «работу перестраивай, а в цехе перестраивать мы не будем?..» Та-ак... Ну, об этом поговорим, Оля, потом. Времени у нас с тобой хватит. Ты вот что, расскажи, как ты живешь? — Добрушин взял руку Ольги. Она осторожно высвободила руку, сделав вид, что ей нужно взять платок. Добрушин вопросительно посмотрел на нее и вполголоса спросил:
— Письмо мое получила?
— Да.
— А почему не ответила?..
— Я хотела ответить, но...
— Просто не считала нужным?
— Нет... Думала, что ты скоро приедешь, и не писала.
Добрушин придвинулся к ней ближе и несмело обнял ее за талию. Ольга тихонько отвела руку.
— Как я рад, что опять увидел тебя,— сказал он.
— Ты вот спрашиваешь, почему я тебе не ответила,— заговорила Ольга тихо, опустив голову.— Почему же ты не писал? Хоть бы маленькую весточку подал, что жив и здоров. Ладно я увидела в газете, узнала где ты — написала. А то как в воду канул.
— Ну, ты не ругай меня. Я думал, что муж твой, наверно, пришел и не хотел тебя подвести под неприятность. Я бы не смог тебе написать просто.
Ольга быстро взглянула на него и отвела глаза.
— А когда узнал, что ты свободный человек, ну уж тут и перо размахнулось. Ты поняла, наверно, меня? Я не люблю прятать свои чувства, а ты для меня загадка непокорная.
Добрушин снова взял осторожно ее руку. Ольга порывисто поднялась с места.
— Я пойду, посмотрю, что мама делает, помогу ей.
Она быстро, почти бегом побежала в комнату, оставив Добрушина в недоумении.
Сенцы были заперты на замок. Ольга сунула руку под дверь, нащупала ключ, открыла дверь и вошла. Возле печки фыркал самовар, со свистом выкидывая пар и расплескивая воду. Вошла мать.
— Что самовар-от?..
— Да убежал...
— Проклятый! Когда надо, так пыхтит, не кипит, а тут его черти взбудыкали... Думала поспею... Я на базар бегала, водочки купила,— Лукерья достала из-под полы бутылку и поставила на стол.— Потеряли, наверно, меня?..
Ольга обрадовалась приходу матери. Взяла самовар и понесла в садик. Добрушин ожидал, опершись руками на стол.
Ольга накрыла стол белой скатертью, стала разливать чай. Тут же хлопотала мать. Добрушин с мягкой улыбкой наблюдал за женщинами.
— А ты, Лукерья Андреевна, хоть и постарела, а выглядишь хорошо,— сказал он.
— Ну, какое уж хорошо, Павел Лукоянович. Старуха стала, к тому дело идет.
Лукерья, действительно, постарела. Лицо ее отцвело — потемнело. Возле носа на щеке появилась бородавка, похожая на круглую пуговку, губы ввалились, подбородок заострился и выдался вперед, но в глазах светилось спокойствие и все лицо стало круглей, мягче и веселей.
— Вы уж не обессудьте нас, Павел Лукоянович, на нашем угощении, чем богаты, тем и рады,— говорила Лукерья, пододвигая к нему тарелку с колбасой и хлебом.
Добрушин весело улыбнулся. Он расстегнул ворот своей куртки, точно ему вдруг стало жарко, и проговорил, усаживаясь поудобней:
— Я у вас, товарищи, как дома. Смерть стосковался по самовару. Давно не пивал чай вот так, как у вас сейчас. Старые люди мы, что ли, привыкли, очевидно, к такому застолью. Самовар мурлычет, и на душе будто веселей. Семьей пахнет. Щей я не едал давно, Лукерья Андреевна... Жирных мясный щей с кислой капустой — наших щей.
— Ужо я сварю, Павел Лукоянович, приходи, угощу.
— Приду. Обязательно приду щи есть.
— Уж будто ты не видишь этого, Павел Лукоянович,— недоверчиво проговорила Лукерья.— Что вы плохо живете, что ли?
— Жизнь у нас хороша сейчас и жить хорошо. Да ведь человек бывает обязательно чем-нибудь недоволен. Чего-нибудь ему да не хватает. Человек жадный.
— А чем ты недоволен, Павел Лукоянович? — с любопытством спросила Лукерья.
— Я?.. Нет, я всем доволен, только собой недоволен. Знаете, у каждого человека бывает какой-нибудь недостаток в жизни.
— Детки-то у вас есть? — спросила Лукерья.
— Нет, Лукерья Андреевна, детей у меня нет.
— А вот были бы ребятишки, и жизнь другая бы у вас была. С ними хотя и трудно, зато весело...
— Ты угадала, Лукерья Андреевна. Это да...— сказал Добрушин и сразу замолк. По лицу его пробежала тень грусти.
Ольга почувствовала, что в его словах прозвучала такая же тоска, какая живет в ней.
Читать дальше