Алексей Бондин - Ольга Ермолаева

Работая на своем станке, Ольга время от времени подходила к станку Судина и следила за работой резца. Вал медленно вращался, иногда вздрагивал, но стружка шла хорошо. А Судин, настраивая шестерню в патрон беловского станка, ворчал, но ворчал так, чтобы его слышала Ольга:

— Моду нашла. Тоже, туда же. Умники! Сдергивать с работы людей. Нет, раз ты сама придумала, так сама и делай. А на людях-то не выезжай. Эк-то всяк может.

— Вы все ругаетесь, Василий Ерофеич,— подходя к Судину, сказала Ольга.

— Да как на вас не ругаться.

— Не по-старому надо работать, а по-новому.

— По новой методе?.. Знаем мы эти ваши методы. Только какой от них прок нашему брату будет? Советска власть, а на деле выходит хуже старого режиму.

— Ну-у?..

— А вот тебе и ну-у. Прежде этого не было.

Судин, должно быть, рассердился не на шутку.

— Скоро так наладим, что не дыхнешь. Покурить некогда будет, даже в нужное место не сходишь.

— На все хватит времени, Василий Ерофеич. Ты только не волнуйся.

— Да как не волноваться, ядрена гуща, прости ты меня, милостивый господи.

Наконец, Судин кончил настройку и с ехидцей сказал:

— Идите, мадам, принимайте, господин ударник.

— Готово?! Ну, вот. А сколько шуму было... Сейчас, Василий Ерофеич, приду принимать.

Ольга перекатила суппорт, уверенно, привычной рукой придвинула резец к вращающейся медной болванке и подошла к беловскому станку.

— Проверять, пожалуй, я не буду, Василий Ерофеич. Я надеюсь, что вы настроили хорошо.

— Нет, проверяй, уж коли на то пошло.

— Хорошо, только, пожалуйста, не бунтуйте. Давайте резец приготовьте.

— Резец?

— Ну...

— И это я?.. Оказия ты, а не баба,— проворчал Судин и, подойдя к ящику Белова, загремел резцами.

Ольга с улыбкой наблюдала за ним. Старик так забавно сердился. Замасленный картуз его съехал на бок, из-под него выбились спутанные густые пряди черных, тронутых сединой, волос. На кончике мясистого носа висела мутноватая капелька. И когда он говорил, во рту его, под голой верхней десной, мелькал красный язык.

— Ворчите вы, Василий Ерофеич, а мне даже смешно. Ей-богу.

— Ну, ясно. Вам, молодым, все хиханьки да хахоньки.

— Смешно потому, что не умеете вы по-настоящему сердиться, уж лучше не сердитесь.

— Да как на вас не сердиться,— вставляя резец в зажим суппорта, продолжал ворчать Судин.

— Подождите, чего вы вставляете?..— воскликнула Ольга.

— Резец.

— Но это не резец.

— А что?

— Пешня, а не резец. Я таким резцом работать не буду.

— Опять неладно, опять нехорош.— Судин сердито бросил резец и торопливо направился к инструментальной.

— Ну и ну... Баба, чорт ее дери,—ворчал он на ходу.

Когда заработал беловский станок, Ольга, довольная, следила за его работой, а Судин сидел у себя на чурбанчике мрачный, не глядя в ее сторону. Ольга подошла к нему.

— Василий Ерофеич, а где у вас листок наряда?

— Какой?..

— Ну, в который вы работы вписываете.

— А для чего он тебе понадобился?

— Стало быть, нужно.

— Ты скоро ко мне за душой моей придешь.

— Душу мне вашу не нужно, а листочек дайте. Я с ним схожу к мастеру и запишу вам настройку.

Судин как-то смешно прогнусавил:

— О-о-о! Так он тебе и запишет, подставляй карман, экая скряга.

— Давайте, давайте,— настаивала Ольга.

— На, возьми.— Судин порылся у себя в кармане штанов и подал ей свернутую вчетверо грязную бумажку.— На... Думаешь, налетишь с ковшом на брагу?.. Как бы не так.

— Как все-таки вы неряшливо относитесь к этим вещам,— сказала Ольга, взяв его листок наряда.— Это же денежный документ.

— Еще новое дело. Ты что, обучать меня взялась, что ли?! Стар я для обучения. Мне надо тебя учить, а не тебе меня.

— Я не учу.

— Ну... А в кармане у меня не контора, чтобы бумаги в чистоте хранить.

Ольга пошла к мастеру. Когда она возвратилась из конторы и подала Судину наряд, тот взглянул и не поверил своим глазам. Торопливо сдернул очки, протер их, снова надел и, смотря на запись, заулыбался.

— Вот это да,— с довольным видом проговорил он.— А я думал — на Агафона сработал... Да больно уж много записали-то — три часа. Я ровно меньше настраивал.

— Три, я считала.

— Экая ведь ты! Какой у тебя глазок-то вострый, везде ты его запускаешь. Давай иди работай к себе, а я присмотрю за беловским станком.

— А я?..

— Мне сподручнее, да и дела у меня меньше.

Весь остаток дня Судин уже не сидел на своем чурбаке, матрасик свой свернул и сунул в ящик. Он ходил от своего станка к станку Белова, подходил к Ольге и, улыбаясь, сообщал: