Александр Бурмистров - Начало

Подходит Витек. Молча садится рядом. Лицо у него бледное, печальное. Уголки пухлых мальчишеских губ чуть опущены, точно у ангела, взирающего с иконы на человеческие радости и несчастья.

— Ты почему без цветов? — говорю я.

— Да, ну их, — нехотя отзывается Витек. — Пусть девчонки приносят. Им это подходит.

— А я?

— О тебе особая речь. Ты влюбленный.

— Другими словами — ненормальный, — улыбаюсь я.

— Конечно, — говорит Витек, оглядывая пионы на моих коленях. — Ты бы еще шелковой ленточкой перевязал… бантиком.

Я дружески хлопаю Витька по плечу.

— Ничего, Витек, — говорю бодрым фальшивым голосом. — Все это мура… цветочки, ленточки. Все мура в сравнении с сегодняшним днем. И вообще, нам пора… нельзя опаздывать.

Мы встаем с бревна, выходим на тропинку и начинаем спускаться к Юрюзани.

— Я сегодня всю ночь не спал, — говорил Витек. — Какой-то кошмар! Все думал, думал… что с нами произойдет теперь? Без этого нельзя дальше жить. До сих пор о нас только заботились, ни одного нашего движения не оставляли без внимания… учителя, товарищи. Заболеешь — домой прибегут… охи, ахи. «Что с тобой? Чем тебе помочь?» Получишь «двойку» — расспросы: «Почему? Как?.. Может закрепить за тобой сильного ученика? Может, объяснить трудный материал?»

Витек глядит на меня жалкими растерянными глазами.

— Помнишь, к нам первый раз в школу зубной врач пришел? Это в четвертом классе было. Мне зуб тогда удаляли. И я совсем не боялся. Потому что, глядел, все за меня переживали, даже Елизавета Антоновна, математичка, урок прервала, вслед мне глядела… Разве можно было бояться!

Мы вступаем на покачивающийся над Юрюзанью мост.

— А теперь все мы останемся по одному, — тихо, печально продолжал Витек. — Один среди людей. С аттестатом зрелости в руках. Зрелый человек. Сам, как хочешь, так и поступай. И никто за тобой нужного человека не закрепит, не останется вместе с тобой после уроков… Делай, что знаешь и как знаешь.

— Зато свобода, — говорю я, — долгожданная свобода.

— Свобода хороша для сильных, — говорит Витек, — для таких как ты или Вася Каюров. А что слабенькому на свободе делать? Съедят…

Мост раскачивается под нашими ногами. Вспыхивают солнечные блики на торопливо скользящей внизу воде.

— Не надо об этом… хватит, — говорю я Витьку. — Ты плохо выспался и говоришь чушь. Просто мы ничего не знаем о своем будущем, ничего не знаем о жизни, и потому тебе страшно. И не только тебе. Мне тоже страшно. Еще как страшно! Я тоже не знаю, что делать…

Мы оказываемся, наконец, на твердой земле. Качающийся мост закончился. Теперь не надо напрягаться всем телом, чтобы сохранять равновесие.

— Никто нас не съест, Витек, — говорю я. — Мы будем держаться друг за друга. Крепко держаться. Как за мамкин подол… пока не повзрослеем, пока не разберемся, что к чему. А там видно будет. И вообще, я никогда не оставлю тебя одного… ты это знай. И мы будем драться за свое законное место в жизни. Крепко будем драться.

Я стою один возле школьной ограды. С обеих сторон улицы к школе тянутся два потока учеников. Большинство идет с цветами, и вся улица пестрая и праздничная от огненных соцветий гвоздик и тюльпанов, лиловых и белоснежных кистей сирени, нежно-желтых светящихся головок купавок. Старшеклассники несут цветы с небрежным шиком (парни), с кокетливым изяществом (девочки), малыши — с серьезной торжественностью. Вряд ли они понимают до конца значение предстоящего события, но они твердо знают, что им доверено нечто значительное и необходимое, и потому они выполняют свой долг до конца, чего бы это им ни стоило.

Малыши. Подростки. Парни. Девочки. Девушки. Пухлые щечки. Веснушки. Беззубые рты. Подкрашенные брови и наведенные тени возле глаз. Темный пушок на верхней губе… Десять первоначальных ступеней жизни. Сложившаяся иерархия классов, возрастов, способностей, находящаяся в постоянном движении и изменении. Сегодня мы, десятиклассники, еще стоим на последней, верхней ступени, но нас уже терпят по привычке, нас уже воспринимают как нездешних. Скоро мы освободим верхнюю ступень для другого, поджимающего нас снизу возраста, и снова все начнем сначала, с первой ступени, но уже в другой, взрослой жизни.

Мой взгляд ищет кого-то в толпе.

В движущемся потоке школьников и ярких разноцветных букетов загорается единственный неповторимый цветок — огненно-рыжий. Это Лариса. Я вижу ее издалека. Жду ее. После поездки в лес, после всего, что произошло с нами, отношения наши точно кривая температуры тяжело больного, то падает вниз, то резко карабкается вверх. Мы часто ссоримся. Иногда мне кажется, что я ненавижу Ларису. Ее слова, взгляды, движения, обновленные и непонятные, представляются мне грубыми, порочными, вызывают раздражение. Но вот я ухожу из школы, остаюсь один до следующего нового дня, и все во мне точно переворачивается. И мне хочется поскорее увидеть Ларису, ощутить то изменившееся, грубое, порочное, как я считал только что, а на самом деле, как и прежде, чистое и ясное, только принявшее другую форму, необходимую в изменившихся условиях.