Шарифов ничего не понимал. А Петюшкин увлекал его за собой. Арестованных провели на переднюю в зале скамью с высокой спинкой, громоздкую, как на вокзалах. Там уже сидели четыре тихих на вид старичка, тоже с длинными волосами и бородами. Тотчас кто-то сказал: «Встать!»
Поднялись обвиняемые, зрители, адвокаты, женщина-прокурор. Петюшкин замер в проходе, блестя лысиной. Судьи опустились в кресла с высокими спинками. Люди в зале тоже стали садиться. Петюшкин провел Шарифова к адвокатским местам, и юноша с университетским значком, адвокат-стажер, уступил ему полстула.
Председатель сказал:
— Судебное заседание продолжается.
Судили пятерых попов и инспектора финотдела.
Попы из разных приходов давали грустному инспектору тысячные взятки, а он снижал сумму подоходного налога. Шарифов попытался прикинуть, каковы же были доходы, собираемые с прихожан, если за снижение суммы налога давали такие взятки. Сразу сбился и бросил. Лучше потом спросить у Петюшкина.
В этот день процесс заканчивался. Подсудимым задавали дополнительные вопросы, и все подводные камни их взаимоотношений были оголены.
Шарифов вдруг заметил, что, в отличие от старух в зале, попы относились к бывшему фининспектору очень спокойно. Он не признавался в совершенном, все отрицал и поэтому был для них неопасным. Зато они что было мочи старались свалить вину на плечистого подзащитного Петюшкина. Их злило, что коллега, передавая фининспектору взятки от них, часть денег клал в свой карман. Один из подсудимых просил суд поиметь в виду, что отец Архангельский «личность порочная вообще и во всех отношениях». С запозданием, посреди какой-то другой фразы своего недруга, Архангельский озорно крикнул со скамьи, что, мол, отец Никифор пил с ним вместе и не то чтоб с экономкой, с прихожанками живет.
Но председатель суда тотчас оборвал его:
— Не выкрикивайте, не нарушайте порядка.
Он сказал это тихо, привычным тоном приказа, и снова стал внимательно и строго слушать, что говорит допрашиваемый поп.
И Шарифову стало не по себе, потому что ему-то придется вскорости быть здесь уже не любопытствующим зрителем, а действующим лицом. И все, что будет говорить он сам и что будут говорить о нем, здесь станут сопоставлять и взвешивать. Для председательствующего все это — обычное. Поерзает на стуле с высокой спинкой, чтоб умоститься поудобнее, и скажет: «Судебное заседание начинается».
Публика… Те же — лысый Петюшкин, и прокурор, и юный адвокат-стажер с университетским значком, которому все удивительно интересно, все внове, как Мише, когда его ставят на операцию. А на скамье этой, словно перетащенной сюда с вокзала, будет он, Шарифов. Может, уже сегодня посадят вместе с высоченным попом, с ворами, которых судили позавчера или завтра будут судить… Да, именно его, оперировавшего и выходившего сотни людей, разных, плохих и хороших, под обстрелом и черт-те где, работавшего без сна… И все произошло, как раз когда только принялась как-то налаживаться, начинаться настоящая жизнь и владение ремеслом, своим делом, которому всю жизнь отдал.
Захотелось вскочить, закричать: «Не смейте! Вот они, вот их жизнь, и вот я, и моя жизнь, и мое дело, без которого я жить не смогу. Не здесь мое место! Не здесь!»
Но он не вскочил и не крикнул. В это время Петюшкин поднялся с места, задел его толстой рукой, которую еле выпростал из-под края стола в теснотище, и сказал!
— У меня вопрос к подсудимому Лаврентьеву.
И Шарифов стал смотреть и слушать.
Самый дряхлый, седенький попик, когда назвали его фамилию, поднялся и стал отвешивать поясные поклоны по очереди — суду, прокурору, адвокатам, конвоирам и публике. Откланявшись, он перекрестился на люстру и сложил на отвислом животе холеные ручки.
Женщина-прокурор отвела взгляд.
— Подсудимый! — Прокурор кашляла за своим столом. Произошло замешательство. Попик ел глазами начальство, как фельдфебель полковника. Петюшкин и сам споткнулся на полуслове. — Подсудимый! — Адвокат сердито дернул ус. — В судебном заседании вы показали, что передавали деньги бывшему фининспектору Вялых только через Архангельского. Так? Отвечайте суду.
Попик закивал головой.
— Вы говорили правду? — спросила женщина-прокурор.
— Правду. Видит бог, правду.
Петюшкин хмыкнул и сказал вкрадчиво:
— На предварительном следствии, Лаврентьев, вы показали, что с Вялых сами вступили в сговор, вначале сами передавали ему деньги, всего шесть тысяч, и только один раз через Архангельского тысячу двести рублей. Так? Отвечайте суду.
Читать дальше