Алексей Першин: Не измени себе

Но раз случилось именно так, то надо как-то выходить из положения. На заводе ему, Зыкову, работать и работать. Своих учеников, которые вместо триумфа стали невольными свидетелями его позора, он на второй же день пригласил домой, крепко их угостил, а между рюмками спокойно, с выражением горького сожаления сказал все те слова, которые должен был сказать сразу же после ЧП в клубе. Ребята были добрыми, они вошли в положение своего наставника уже после второй рюмки.

— Вот как случается, когда проявляешь излишнюю доверчивость. — Павел Порфирьевич поджал губы, с недоумением развел руками. — Но, право же, не пойму никак: какой смысл выдумывать другую фамилию?

Тотчас вмешался самый молчаливый из его гостей пристально следивший за хозяином и ловивший каждое его слово.

— Седой профессор… Что председателем был… сказал, что из-за скромности Дроздов псевдоним придумал, чтобы не дразнили на заводе «философом».

Зыков спохватился:

— Да, да, припоминаю… И в самом деле похоже на правду. Дроздов с чудинкой человек. Не любит он плечом расталкивать, — и повернул разговор на другую тему.

Среди разговора он намекнул, что болтать о случившемся не следует, мало ли кто как поймет! Гости отнеслись к этой просьбе уважаемого на заводе человека с пониманием. И в самом деле, какой смысл раззванивать? Они никому ни слова и раньше не сказали об этом инциденте и сейчас не скажут.

Но себя самого Зыков поедом ел: так опростоволоситься! Позор! Какой конфуз произошел с этим проклятым псевдонимом.

— Осел! Какой осел! — ругал себя Павел Порфирьевич.

Всю ночь он не мог уснуть. Лишь только перед самым утром сон все-таки сморил его. Казалось, всего лишь на полчаса закрыл веки, как зазвонил будильник.

— A-а, чтоб тебя! — яростно ткнул Павел Порфирьевич кнопку. Жалобно звякнув, будильник упал набок и умолк.

Пришлось принимать холодный душ, чтобы хоть как-то прийти в себя. Сквозь дверь ванны слышал, как весело гремела посудой на кухне жена, мурлыча себе под нос что-то веселое.

«Тоже мне, весело ей», — раздраженно подумал Зыков, растираясь мохнатым полотенцем.

— Паша! Почитай пока свежие газеты. Я уже взяла из ящика. На столике лежат… А я с блинчиками повожусь.

Блинчики с мясом или с творогом Павел любил, и жена это знала.

Зыков улыбнулся.

— Ишь распелась, — уже добродушно пробормотал он, разворачивая газету. Сразу же бросились в глаза два портрета. Одни — Бориса Дроздова.

Обратил внимание на слова «Продолжение. См. 2-ю стр.». Посмотрел. Прочел.

«Указ Президиума Верховного Совета СССР. О присуждении звания Героя Социалистического Труда Василию Егоровичу Кулешову и Борису Андреевичу Дроздову».

Павла Порфирьевича даже качнуло. В связи со 100-летием завода «Красный маяк» получили Золотые Звезды Героев старейший рабочий завода Василий Егорович Кулешов и представитель более молодого поколения Борис Андреевич Дроздов.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Утверждай теперь, что сердце не вещун.

— Ты что там ворчишь? — раздался звонкий голос жены.

Зыков не отвечал. Он смял газету, бросил ее в угол комнаты и заспешил к шкафу. У него было такое ощущение, что он задохнется, если немедленно не окажется на улице.