Алексей Першин - Не измени себе

— Будь здоров, Пашок. Не хворай…

Эти слова оглушили Зыкова. Забыть и простить их Павел не мог.

Он пощадил Дроздова, не известил соответствующие организации о его плагиате в кандидатской диссертации только потому, что Дроздов тогда был в больнице. Несчастный случай, Павел все понимал. Но когда он изучил книгу Дроздова и в книге, за которую тот наверняка получил кругленькую сумму, увидел те же выдержки из статей Андреева, он больше терпеть не мог Зыков написал в Министерство высшего образования, в ВАК.

Сидел Павел Зыков в компании трех молодых рабочих. Они о чем-то оживленно переговаривались. Собеседники смотрели на Зыкова благоговейно. Он кривил губы в усмешке, что-то изредка и важно изрекал, то и дело раскрывал толстую книгу с бумажными закладками в ней. Чем-то привлекала Дроздова эта книга. Он не отрывал от нее взгляда. Да это же его собственная диссертация в руках у Зыкова! Но как, каким образом она к Пашке попала? Он напечатал, сброшюровал и переплел десять экземпляров. У него осталось всего лишь два, остальные восемь читались в институте, и вот один из экземпляров оказался в руках у Зыкова. Что бы это могло означать?

Впрочем, к чему гадать. Если есть у Павла намерение подложить ему свинью, он не преминет это сделать сегодня. В этом Борис теперь не сомневался.

Между тем приближалось начало заседания ученого совета. Доклад свой с кратким пересказом положений новой книги Борис хорошо знал, потому и не было нужды его повторять. А вот желание понаблюдать за клубным залом, хорошо ему знакомым, не ослабевало. Что же все-таки привлекло всех этих людей? Неужели только сенсационность ситуации — недавний рабочий защищал докторскую. Видимо, только это. Вряд ли кто-либо, кроме оппонентов, глубоко анализировал его книгу. Дай бог, чтобы внимательно прочитали автореферат. И за то спасибо.

Еще раз он внимательно окинул взглядом зал. Народу прибавлялось. Вот слева обособленным островком уселись его товарищи по заводу. Среди них он увидел и Женю, хотя она и дала слово, что не придет на защиту, чтобы у нее «не разорвалось сердце на мелкие кусочки» от волнения и страха. Чуть впереди сидела «комсомолия института».

И опять Дроздову пришлось удивляться. Он увидел вошедшего в зал Дениса Чулкова. Вот так сюрприз! Но тут же встревожился: как у него со здоровьем? Начал вглядываться… — с палочкой ходит или без нее? Денис шел без палки.

Ай да молодец! Добился все же своего. Вот бы сейчас к нему, обнять, растормошить.

Но было уже поздно. На сцену один за другим стали выходить из-за кулис члены ученого совета. Заспешили в зал и те, кто не успел найти себе место.

И вот все стихло. Профессор Резников поднялся с места и объявил заседание ученого совета открытым.

Доклад Дроздова был рассчитан на час, говорил же Борис уже почти два часа. Николай Афанасьевич и профессор Протасов советовали Дроздову по возможности обходить острые углы, а если уж это невозможно, то не вступать в открытую полемику с признанными авторитетами. Но… он, что называется, закусил удила… Зал уже через полчаса был наэлектризован и возбужден до предела, то тут, то там поднимался шум, Николай Афанасьевич порой болезненно морщился, когда диссертант, оторвавшись от текста, выходил на те самые «острые углы».

Борис видел, как остро воспринималась его речь собравшимися, что своими крутыми определениями он, будто рашпилем, проходит по нервам своих друзей, особенно Резникова, хотя и сознавал, что все это может очень дорого ему обойтись, но и не мог изменить взятого тона. В него будто бес вселился.

Он смахивал тыльной стороной ладони пот со лба. Голос его уже не выдерживал напряжения. И вот концовка…

— Должен сказать… Вернее, я глубоко убежден, что если мы в ближайшие полтора-два десятилетия решим проблемы модернизации производства, страна наша сделает невиданный, гигантский скачок. Но об этом надо говорить, и говорить громко, а не замалчивать наболевшие проблемы. Общество наше в состоянии решить любые из них, какими бы трудноподъемными они ни казались. В народе есть пословица: глаза страшатся, а руки делают. Мудрость эта складывалась веками, поэтому она по своей значимости приобретает политическое содержание.

Наступила тишина. И вдруг грянули дружные аплодисменты. Профессор Резников медленно поднялся, грозно озираясь, явно осуждая за неподобающее поведение присутствующих на заседании ученого совета. Но чем грознее становилось его лицо, тем оглушительнее, словно наперекор председателю, хлопали заводские товарищи Дроздова и окружение доцента Протопоповой.