Профессор молчал, опустив глаза.
— Из-за такой вот нашей с вами нерешительности мы очень медленно догоняем капиталистов.
Профессор молчал, Дроздову неудобно было оставаться дольше с ним в комнате. Он вышел, не простясь.
Борис шел домой изрядно смущенный. Он достиг того, чего желал: пригвоздил с фактами в руках, что называется, своего идейного противника. А на поверку-то оказалось, что он никакой не противник, а трусливый, малодушный человек.
Уж лучше бы молчал или по-прежнему притворялся.
Но, опомнившись, Дроздов устыдился своей горячности и безапелляционности. Он даже представить себе не мог кафедру без Протасова. И потом, разве Василий Васильевич одинок? Сколько было таких, умных, знающих, но трусоватых ученых. Нет, Протасов не Джордано Бруно. Но ведь и Джордано Бруно был один из немногих, кто пожелал пойти на костер, но не отказаться от своей мысли. Вправе ли он, Дроздов, требовать от Протасовых невозможного? Они тоже нужны. Ведь караван-то движется…
Черт возьми, как все не просто!
Не просто было и с докторской защитой самого Дроздова. На факультете не раз появлялись проверяющие из разных инстанций и требовали объяснений. Как и почему так быстро написал и защитил кандидатскую диссертацию товарищ Дроздов? А теперь прошел только год, он готовится к защите новой диссертации, докторской? Да, его книгу читали… Да, она, несомненно, глубже и интересней диссертации…
Профессор Резников терпеливо объяснял:
— Борис Андреевич Дроздов сдал, как все аспиранты, кандидатский минимум и успешно потом защитил кандидатскую диссертацию. А степень доктора наук ему будет присуждаться по опубликованной книге… Да, Борис Андреевич очень работоспособен… Книгу он написал в больнице за пять месяцев… Рецензенты сошлись во мнении, что книга Дроздова — это значительный вклад в науку о развитии социалистической экономики…
Очередным проверяющим оказался член-корреспондент Академии наук Анатолий Филиппович Чесноков.
— Где раньше преподавал товарищ Дроздов? — задавал он вопросы профессору Резникову.
— Раньше он был студентом, сдавал экстерном, до этого работал слесарем-наладчиком на заводе.
— Да, да… — член-корреспондент спохватился: — Право же, уникальная история. Да. Диссертации товарища Дроздова, если признаться, я не читал, а что касается его спецкурса — слушал и должен сказать, превосходные лекции.
У Николая Афанасьевича отлегло от сердца. Мнение Чеснокова значило немало.
— А я, Анатолий Филиппыч, признаться, приготовился к обороне. Готов защищать Дроздова всеми доступными для меня средствами.
Чесноков поморщился:
— Как ни странно, недругов и недоброжелателей у молодого ученого больше чем достаточно.
— Однако мнение члена-корреспондента Анатолия Филипповича Чеснокова кое-что да значит. Если это мнение положительное, разумеется, и если я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. В моем лице вы найдете верного сторонника и защитника. Но, полагаю, кое-какие неприятности Борису… Борису…
— Андреевичу, — подсказал профессор.
— Борису Андреевичу придется пережить. Распространяются какие-то досужие домыслы. Мне пришлось справляться в редакциях, его ли это псевдоним — Андреев…
— Знать бы, кто их распространяет! Первый раз я встречаю такой крупный талант. И натура цельная, богатая. Но кому-то он дорогу перешел. Кому, задаю себе вопрос?
— Мне трудно судить. Но лично я свое положительное мнение изложу и постараюсь как-то все урегулировать. Думаю, что защита Дроздова пройдет благополучно.
Сам же Дроздов понятия не имел, какие страсти кипели вокруг него. Он уже успел войти во вкус преподавательской работы. Слушателей его спецкурса по экономике становилось все больше. Он часто теперь видел в аудитории и аспирантов других кафедр, хотя обязаны были его слушать лишь студенты кафедры политэкономии.
И другое удивляло Дроздова: количество двоек на экзаменах стало заметно убывать, и наконец они исчезли вовсе. Ответы были уверенные и порой увлеченные, и если сначала на него смотрели с любопытством, то теперь симпатия возрастала. Он «разменял» четвертый десяток, как сам выражался, и потому считал себя «древностью», но нет-нет да и обнаруживал вдруг в карманах пальто или в портфеле девичьи записки с признаниями, что его «обожают». Однажды он выложил их Жене.
— Приревнуй хотя бы. Вишь какой у тебя муж. Девчонки влюбляются. Тебя это не пугает?
Женя улыбнулась.
— Я понимаю девчонок. Ты действительно симпатяга.
Читать дальше