Ольга Туманова - Убийство в стиле эссе

Нечто волшебное было в бесхитростных звуках пианино, несопоставимое со звучание магнитолы, хотя на дисках играли мастера. Нинель жалела, что в детстве отстояла свое право на свободу и бросила занятия музыкой. Нет, ее котенок закончит музыкальную школу. Потом она будет благодарна.

Шаги свекрови, глухие, мерные, неторопливые. До - фа, до - фа. Приглушенный говор, то ровный, то волнистый. Аккорд, пассаж. Аккорд, пассаж. И снова: до - фа, до - фа.

- Нинель, там странная личность. Говорит, что твой сослуживец.

Хорошо, Нинель сидела за пианино. Она резко крутанулась на стульчике, якобы закрыть крышку инструмента. Сложила ноты.

И пошла в прихожую, удерживая на лице равнодушие.

Свекровь шла следом.

За приоткрытой дверью на тускло освещенной площадке стоял Шмаков. В прихожую свекровь его не впустила, и дверь оставила закрытой на цепочку. Конечно, Нинель хотела выйти на площадку и прикрыть плотно дверь перед носом свекрови, но сняла цепочку и сказала тоном, спокойным и медленным:

- Входите, Антон Петрович. - И протянула Антону руку. Антон, чуть помедлив, пожал протянутую руку Нинель.

Свекровь стояла рядом.

Шмаков буркнул что-то, что при желании свекровь могла принять за приветствие. Свекровь не приняла и молчала.

Нинель искала слова-повод для визита Шмакова. Она понимала, что Шмак не мог заявиться к ней просто так, интриги ради, но и понимала, что о подлинной причине его визита нельзя говорить при свекрови.

Стараясь сохранять безучастный вид, Нинель с тревогой смотрела на лицо Антона, худое, бледное, безучастное. Антон поднял глаза: взгляд настороженный и колючий, взгляд затравленного зверька.

Нинель проглотила слезы и, вновь стараясь принять нейтральный вид, показала рукой на вешалку, предлагая Антону раздеться. Заговорить она не решилась.

Антон все еще стоял у дверей. Жалкая поролоновая курточка, поднятый куцый воротничок, голая шея. Руки без перчаток засунуты в карманы, и посиневшие запястья. Из-под вязаной шапочки видны волосы: Шмак только что подстригся, ради визита к ней.

Нинель прикусила губу и почувствовала вкус крови.

Свекровь стояла рядом.

Нинель сглотнула слезы и заговорила деловым тоном:

- Матвею Юрьевичу понадобился отчет? Что-то слетело с полосы? Вы бы позвонили, я бы подготовила к вашему приходу.

Шмаков буркнул нечто, что можно было понять, как угодно, и Нинель, не умолкая, говорила:

- Телефон все время был занят? Да, дочка играет, папе звонит, всем куклам по телефону подруг находит, - сыпала и сыпала словами Нинель. - Вы извините, но придется немного подождать. Я сейчас подготовлю бумаги. А Вы пока отдохните. Хотите чаю? кофе?

- Чаю, горячего, - буркнул Шмаков уже членораздельно, топчась у вешалки, но не желая расставаться с курточкой: промерз он основательно.

Нинель поежилась, мурашки пробежали по коже: она ощутила, как холодно Антону в осенней куртке.

Антон шагнул за Нинель, но взгляд свекрови его остановил. Антон шагнул обратно, скинул туфли и побрел на кухню в дырявых носках.

Свекровь осталась где-то в комнатах, но, возможно, и в коридоре, и Нинель включила газ, стала наливать воду в чайник и под шум спросила шепотом, глядя то на Шмакова, то на дверь и прислушиваясь к шорохам квартиры:

- Шмак, ты что?! Или - что-то случилось?

- Случилось, - буркнул Шмаков. - Что-то.

Нинель захлестнула тревога.

Нинель открыла шкафчик, начала деловито переставлять на полке консервные банки:

- Да говори же.

- Скажу, - буркнул Антон, рассматривая банки в руках Нинель.

Зашумел чайник.

Нинель поставила перед Шмаковым огромную чашку с дымящимся чаем, и Антон обхватил чашку, горячую, ладонями.

Нинель плеснула чаю и себе, и с маленькой чашечкой присела чуть поодаль, с тревогой глядя в лицо Шмакова.

- Шмак, почему ты не позвонил? - шепнула Нинель и громко произнесла несколько казенных фраз, три раза четко проговорив "Матвей Юрьевич": имя редактора действовало на свекровь магически.

- Карты нет, - буркнул Шмаков, шумно отхлебнув чай. И замолчал, словно затем только и заявился в чинный дом Нинель, чтобы попить чайку.

- Хорошо, что ты, наконец, объявился. Где ты был?

Заглянула дочка. Фыркнула, хихикнула, убежала.

Шмаков не поднял головы.

Телефонный звонок.

- У меня посланник Нефедова, - сказала Нинель. - Конечно, я так и знала. У нас всегда так. Или материал скиснет, или давай с колес, - говорила Нинель в трубку, стараясь держать интонацию и не отводя взгляда от Шмакова. Тот сидел застывший и желтый - мумия промерзшая. И только глаза чуть оттаяли от горячего чаю. Казалось, как только Шмак заговорит, язык его начнет заплетаться, и Антон упадет под стол из карельской березы.