Ольга Туманова - Убийство в стиле эссе

Виктор Николаевич заслышал зов трубы и сел к столу чертить схему новой охоты.

Одной из версий расследования Ляхов решил учесть мнение Шмакова: герой маньяк, и автор - маньяк.

К концу составления плана версия Шмакова, сначала лишь возможная, показалась Ляхову любопытной: талант и помешательство:

Виктор Николаевич решил именно с нее начать расследование. Он раскрыл роман. Теперь Виктор Николаевич читал роман, как читал бы секретный документ серьезного конкурента: заинтересованно и уважительно. Цепкий его ум тут же уловил свидетельства странности романа, о коих упоминала Лисокина: повествование подробно, с мельчайшими описаниями быта, с чуть ли ни поминутной хроникой происходящего - и, при этом: он шел по городу, он вышел на улицу, он шагал бульваром, он спустился к реке, он поднялся по косогору улочкой, что выходила на широкий проспект - в романе нет ни одного названия. Только говорит сей факт не об эзоповском языке автора, как утверждали очаровательная Нинель и зануда Першин, говорит сей факт о расстройстве авторской психики.

Ляхов встал из-за стола, потянулся, разминая затекшие члены. Прислушался к шуму коридора. Представил, как сейчас по коридору редакции идет автор. Видит узор паркета, трещинки плинтусов, шляпки гвоздей:

Звонкий голосок Нинель, и следом ее смех, и глуховатый голос Шмакова вновь отвлекли Виктора Николаевича от размышлений: пора выпить чайку и пообщаться с коллегами.

Нинель была в комнате одна, что-то строчила. На носу очки, поверх стекол затуманенный взгляд - она, и правда, бывает иной, эта щебетунья.

- Позволительно ли мне отвлечь прекрасную Нинель от: - начал было Ляхов, подвигая стул, но Нинель отмахнулась:

- Валяйте. Но дайте пару минут. Мысль теряю.

- Заявим в розыск, - улыбнулся Ляхов, разглядывая кабинет. Все, как везде, лишь, пожалуй, цветов больше и они ухоженней да зеркало покрупнее. Ляхов встал, шагнул к зеркалу.

- А где же Шмаков? - спросил Виктор Николаевич, поправляя узел искристого галстука. Повел шеей вправо, влево. Загар блекнет. Увы! - Я явно слышал его пламенную речь.

- Умчался на задание, - не отрываясь от клавиатуры, глухо ответила Нинель.

- Ну, мы постараемся пережить эту потерю? - Ляхов вновь поправил узел галстука. Галстук хорош. И он хорош, не поскупился. Виктор Николаевич улыбнулся, глянул на Нинель - та строчила.

Виктор Николаевич прошел к окну.

Ночью шел снег, и деревья стояли припорошенными, и газоны были белы копоть не успела испортить снежную картину. В небе сияло солнце, и свет его искрился в миллиарде снежинок. И не верилось, что на улице ветрено и морозно.

Две минуты растянулись минут на двадцать, но Ляхов, как и положено опытному охотнику, был терпелив и неслышен.

Но вот Нинель вскинула голову, и Ляхов заговорил - о пустом. Мол, чайку бы. Да так, отдохнуть минут несколько от трудов праведных за приятной беседой. Чтоб не о выборах, не о деньгах.

Нинель не возражала ни против чаю, ни против легкой беседы, хотя и не было в Нинель обычной легкости и кокетства, видно, мысли ее еще витали вокруг статьи.

Пока Нинель готовила чай, Ляхов вспомнил погоду за окном, вспомнил щедрое заморское солнце - на роман разговор должен перейти сам, мягко скатиться на утрамбованную лыжню. Он и скатился.

- Пиши тут, - буркнула Нинель на манер Шмакова. Она стояла спиной, уткнувшись лицом в холодное стекло окна. - Предполагай, выдвигай, дерзай. Засвистел чайник, и Нинель отошла от окна. - Потом окажется, что некто все это уже сотворил.

Возможно, Нинель говорила и не о романе, но Ляхов тут же повел нужную партию.

- Не оттого, что мы много пишем об убийствах, стреляют на улицах. Как раз наоборот. Оттого что на улицах много стреляют, вынуждены писать об убийстве даже милые особы, к убийству генетически не предрасположенные, - Ляхов галантно улыбнулся, принимая из рук Нинель чашку чаю, но Нинель тряхнула рыжей гривой, глянула устало и мрачновато изрекла:

- Мы все причастны к убийствам.

- Однако! - только и нашелся Ляхов. И помолчав, и не услышав исповеди, продолжил, - лично я - не грешен. И не поверю, что ты грешна. Что могла бы, как в романе, ножом, семь раз:

Нинель поморщилась:

- При чем здесь роман? Я о бытие. Оставим тягостную мужскому уху тему абортов. Я руки мою перед едой. Антибиотики пью, если болею. И не терплю в доме ни тараканов, ни комаров.

Ляхов хотел рассмеяться словам Нинель, как хорошей шутке, но вид у Нинель был не веселый. И Ляхов спросил серьезным тоном: