Марк Семенович залпом выпил портвейн и иным, флегматичным, тоном подвел итог своей речи:
- А впрочем, старик был не хуже многих. Фортуна. Жребий ее указал на него. А кто свершил сей акт правосудия: Старик всех доводил до черты. И любой мог черту переступить.
- Но: ты-то не убил, - тихо возразил Першин.
- Да где мне, - отмахнулся Бояркин и добавил тусклым голосом, - я слабак.
Марк Семенович пошарил рукой в складках кресла, выудил сигареты, затем спички, закурил, бросил спичку на пол, в груду бумаг.
- Сгоришь! - воскликнул Першин.
Бояркин отмахнулся:
- Что сгниет, то не сгорит. А как он про творческий процесс витийствовал. Мол, не я пишу, я только исполнитель. Рукой моей водит Бог.
- Исполнитель? - вздрогнул Першин.
- Ну! Бог! А я вот все оглядываюсь: кто там за спиной? Кто-то водит, это точно. А если Дьявол?
Першин поежился.
- Перестань, Марк.
- А что? Ему что, циркуляр с неба пришел, мол, Бог вас принял в свой штат? Писарем. Знает он, кто его рукой водит. Может, и знает. Я вот, не знаю.
- Знал, - тихо поправил Першин.
- Что? А, да. Один черт. Думаешь, старика убили, и явление исчезло? Все старо в этом старом мире. Бытие развивается по спирали, как учили нас когда-то.
На пороге Першин остановился.
- Марк, я изредка вижу Фаину:
- Брось, - поморщился Марк. - Фаина в люди вышла. А мы уж так уж как-нибудь, - Бояркин хмыкнул и подтолкнул Першина к двери.
Феликса Семеновича Якушева похоронили на Новодевичьем.
Прощанье проходило в доме литераторов. Все было чинно и пристойно.
Нинель поднималась по лестнице, стараясь не прикоснуться ни к грязной стене, ни к грязным перилам.
Глядя, как грациозно вышагивает Нинель по обшарпанной лестнице, Шмаков улыбнулся.
Нинель остановилась:
- Чему?
- Вспомнил пятницу.
- Да, было изумительно. Я тоже все время вспоминаю себя в твоей постели.
- Тебе так нравится называть вещи своими именами, - покачал головой Антон.
- Просто мне не нравится, когда хорошее и приятное прячут в туман. Как нечто предосудительное. Все, что в жизни привлекательно, все либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению.
Антон хмыкнул, потом спросил с иронией:
- Да? Тебе не нравится прятаться в туман?
Нинель остановилась, развернулась к Шмакову:
- Да! Не нравится. Если бы: Я не из-за себя прячусь, Антон!!
- И это - любовь: - промолвил Антон и хотел шагнуть, но Нинель продолжала стоять.
- Могу доказать. Прямо здесь, - Нинель с опаской оглядела грязные ступени и мужественно повторила, - прямо здесь. Как ты думаешь, соседи будут очень шокированы?
- Соседи - не уверен. Я - да, - буркнул Антон, но не выдержал, рассмеялся, и угрюмое его лицо стало открытым и красивым.
Календарь перевернулся, и газеты обсуждали новые происшествия. И конкурс, и убийство Якушева были забыты. Спустя пару месяцев, правда, прошел легкий слух, что найдены ордена Якушева и задержан подозреваемый в преступлении, некий субъект из глубинки, без роду, без племени, без прописки. Кое-кто вспомнил, что видел его: тот ходил по редакциям, оставлял рукописи, но рукописи его не читали, как-то не пришлось: слишком много рукописей приносят в редакции журналов. Так это его псевдоним Мешантов? Талант и злодейство: Увы!
Нинель тщательно подкрасилась, взбила волосы, выбрала красивый костюм, надушилась модными духами. Она любила работать по субботам, когда в безлюдном молчаливом здании всего несколько человек, и в комнате их двое, она и Антон.
Но сначала она идет на митинг. Нинель поморщилась и вздохнула: у нее аллергия на истерические вопли ораторов, и всякий раз ее вербуют в свои ряды.
Полная женщина с утробным голосом кинулась к Нинель:
- Пасквили пишите! Продались уголовникам у власти!
Нинель привычно улыбалась и задавала обычные вопросы.
- Забыли, бойся равнодушных, это с их молчаливого согласия: - резонировала непримиримая. - Если в вас еще сохранились остатки совести, вы обязаны вступить в наши ряды.
- Как только воздвигнете баррикады, я встану со знаменем, - сказала Нинель. - Можете на меня рассчитывать. Но мерзнуть часами - это выше моих слабых сил. - И не сдержалась, добавила. - Не болтуны делают революцию. Тезис спорный, как все в этом мире, но Нинель нравилось ее изречение.
Нинель приготовила чай, но Шмака не было. Молчал и его телефон.
Нинель перебирала клавиши пианино, пытаясь подобрать мотив модной песенки, что, смеясь, напевала в соседней комнате дочка.
В дверь позвонили.
Нинель гостей не ждала и продолжала играть, слушая нежный смех девочки.
Читать дальше