Билов наконец написал письмо матери: мать заваливала его слезными письмами и даже прислала две телеграммы на имя Васи: что с ее сыном, почему не пишет.
— «Не пишет…» — бормотал Билов, заклеивая письмо. — Тут — еле ноги волочишь… Глеб, ты-то хоть не бухти, чего сопишь?..
— Пыжи забыл. — Глеб вывернул на постель мешочек с охотничьим припасом, ковырялся в нем и ворчал: — Надо-то всего ничего, а нет… А без пыжей как? И сделать-то, главное дело, не из чего, картонки нет… — Он сунул руку в рюкзак. — Реликвию раскурочить временно?.. — Он вытянул из рюкзака солидную синюю книгу в тисненом переплете, повертел ее в руках, прикинул толщину обложки. — Некрасиво, конечно, но чего ж теперь?..
Достав из охотничьего хлама специальный дырокол, Глеб заломил переплет, сунул его в машинку и даванул со злостью. Переплет хряпнул.
— Рехнулся?! — Билов потянулся к изуродованной книге.
На титуле изящным неторопливым почерком было написано: «Глебу Федоровичу Богдышеву, талантливому теоретику и зятю». Дата и фамилия знаменитого академика.
— На столе в кухне оставил… — переживал Глеб. — В целлофан склал, в суете забыл… Это разве пыж?! — Он вертел в руках синий кружочек из-под дырокола.
— Глеб, — сказал Билов, завороженно разглядывая надпись, — ты какое-нибудь открытие сделал?
— Он пулю изобрел. — Васька чуть заметно усмехнулся.
— …Это не охота с таким пыжом! Ну что это! Тьфу!
— Правда пулю? — не отставал Билов. — Какую?
— …Пуля как пуля… — бормотал Глеб. — Стрелять… для охоты. Ее украли временно… Дай книгу-то…
— Украли? — Билов протянул ему книгу.
— Ага… Я лет через пять журнал американский по охоте читал: там моя пуля, в журнале…
— Как же это?
— А кто знает… Я с американцами не выпивал, значит, не рассказывал. Может, сами доперли, а может, кто из наших проболтал, каким я говорил… А этот, кто ее запатентовал, небось миллион получил. Такая, главное дело, простая пуля… для охоты…
— А по науке-то ты открыл что-нибудь? — Билов никак не мог успокоиться.
— Открыл… — пробормотал Глеб. — Брату потом подарил. Он докторскую писал по твердому телу.
— Какое «тело»?
— Твердое…
— Ва-а-ась! — послышалось в темноте шипение Глеба.
— Ну-у? — тяжело отозвался Васька.
— Сайгак в кузове… Чего с ним?
Васька вздернулся.
— Билов! Глеб, пихни его. Подъем. Сайгака обдирать!..
— А? — очумело отозвался Билов и глубже зарылся в постель.
— Не буди, давай я, — дневным голосом сказал Юля и начал одеваться.
— А чего не спишь? — удивился Васька.
Юлька мрачно натягивал штаны.
— Сколько сайгаков? — спросил Васька.
— Один. Другие — ребятам: шофер и с фарой который… светил… Я это… постель смотаю, раз уж машиной… — Глеб смахнул с тумбочки ерунду на пол, кинул туда же сандалии, примял подушку и свернул тюфяк. — В коровнике постелюсь…
В кузове лежали три сайгака: два с рогами, один — без.
— Козлы, — Глеб показал на рогатых и стукнул по кабине. Машина дернулась. Глеб шлепнулся на куль с постелью. — Три выстрела — мертвобитые.
— Угу, — кивнул Юля.
Он молча глядел на сайгаков, мотавших рогатыми головами по доскам кузова.
— Двух сразу, а третьего долго искали… — Глеб закурил. — Эти уж припухли временно… — Сайгаки тряслись, из них выкатывались черные горошины помета. — Подсолить надо получше, чтоб не тронулись…
У коровника они скинули на землю сайгака, куль с постелью. Машина укатила, номер ее был тщательно заляпан грязью.
— Его надо за передние ноги повесить, — хлопотал Глеб, оглядываясь в проеме. — Веревки забыл!..
Юля снял с себя ремень.
— Точно! — Глеб полез под свитер за своим. — Маня то как теперь?.. Надо ей соболезнование… Помоги-ка… Ага…
— Кареев хочет, чтоб я объяснительную прислал, как он упал…
— Так ведь ты писал… Чего же опять…
— А Васька говорит: пиши… Понимаешь, он же поддатый был… — Юля с надеждой взглянул на Глеба.
— Похмеленный, а не поддатый, — уточнил Глеб.
— Васька говорит, тогда Кареев наряды нам закроет… Егорыча-то нет… какая разница?..
— Есть разница! — твердо сказал Глеб, надрезая шкуру на брюхе. — Один трясет, другой дразнится. То пьяный, а то, можно сказать, трезвый… Чего врать то, мол!..
— Так ведь не закроет наряды…
— Ну и хрен с ними! — равнодушно сказал Глеб, ковыряясь у сайгака в брюхе. — Тебе не закроют, зато Мане пенсию дадут!.. Не пиши. Бога побойся, как верующие говорят… На, зарой временно…
Глеб протянул Юле завернутые в целлофан сайгачьи внутренности.
Читать дальше