Михаил Кузмин - Антракт в овраге. Девственный Виктор

Дама быстро-быстро, словно подгоняемая ветром, перебежала желтый пол к ларю и, протянув обе руки к Ласке, заговорила высоким, но приятным голосом:

– Да, да! он мне известен! Как я рада, что вы будете писать погребальную музыку! Это будет так весело! я готова танцевать от радости!..

Она повернулась раза два на одной ножке, причем ее платье и шаль необыкновенно широко раздувались, потом всплеснула руками и остановилась, словно застыдившись.

– Вы должны меня простить за мою непосредственность и не должны ни за что отказываться. Если вы откажетесь, я буду приходить к вам во сне каждую ночь и стаскивать с вас одеяло.

Потом по-детски взглянув на него исподлобья, понизив голос, она повторила:

– Вы не должны ни за что отказываться от этого заказа. Хорошо? вы не сделаете этого?

– Нет, синьора, я не откажусь, если вы этого хотите.

Розалия улыбнулась и протянула ему руку. Рука была маленькая, несколько квадратная, такая мягкая и теплая, что Каспару казалось, будто он держит в руках разогретый пирожок.

– Нельзя так долго! нельзя, нельзя! – рассмеялась она, убрала свою ручку и запрыгала к дверям. Дойдя до порога, она опять круто повернулась, послала неловко воздушный поцелуй и очутилась за стеклом.

Каротта молчал, смотря на дверь, потом медленно обернулся к Ласке.

– Итак, почтеннейший…

– Я берусь за ваш заказ, – ответил поспешно Каспар.

– Я был уверен в этом! – небрежно заметил хозяин. – Маленькое колебание с вашей стороны тоже вполне понятно. Еще раз повторяю: это – работа, не только крайне нужная для нас, но и вас могущая очень выдвинуть.

Ласка забрал данные ему листки текста, посмотрел еще раз на нежный тюль, закрывавший странные черты Розалии, и пошел домой.

С этого дня все мысли музыканта были заняты странной дамой. Но теперь его привлекала не видимая ее кукольность и автоматичность, а наоборот, ему хотелось, чтобы движения Розалии сделались гибкими и нежно выразительными, чтобы черты ее изменялись сообразно изменению чувств, чтобы эти стоячие, словно пустые, глаза загорались и потухали от любви, чтобы голос приобрел больше, хотя бы и более обыкновенных, оттенков. И ему казалось, что его любовь, его талант может сделать это чудо – занятную и неживую куклу обратить в чувствующую, любящую женщину. Он не думал, что, может быть, тогда исчезнет вся прелесть и привлекательность Розалии. Он об этом не думал, а мечтал только в ответ на свои признания услышать не вздох флейты, не треньканье органчика, а человеческий голос. С жаром он принялся за работу, и ему чудилось, что чем страннее, экстравагантнее выходили у него аккорды, тем проще и ближе к нему становилась Розалия. Словно он пробуждал звуками спящую. Но кто знает? не снились ли ей сны капризнее, очаровательнее и трепетнее в сотню раз той жизни, к которой ее возвращали? Каспару нужны были теплые, гибкие и любимые руки, а не разогретые пирожки на хрупких автоматических палочках. Писал он, главным образом, по ночам, словно пряча от дочери и свои мечты, и свои желанья, которые пели так явственно в мрачных и странных созвучиях.

В этот вечер работа шла особенно хорошо, и марш был почти закончен. За окнами лил дождь, вдали гремел гром, и небо временами раскрывалось от широких, ровных и белых молний. Казалось, все это еще больше воодушевляло Ласку и внушало ему уверенность и смелость. Прекратив игру, он услышал, что в двери стучатся. Может быть, стучались уже давно, но из-за бури и музыки Каспар не слышал этого. Дети уже спали, служанка тоже, и он сам поднялся из-за фортепьяно, чтобы отворить. На пороге стояли две фигуры в мокрых плащах: в первой Каспар сейчас же узнал г. Каротта, о второй только догадывался, не смел верить своей догадке и не знал, что думать иначе. Сомнения его разрешил сам Оттавио, заговоривший весело и громко, не входя в комнату, несмотря на приглашения хозяина.

– Нет, нет, синьор Ласка, я к вам не зайду. Я мимоходом и только хотел поручить вам Розалию, которая оказалась совсем неприспособленной к подобной погоде. Дело, по которому мы идем, не так уж настоятельно требует присутствия синьоры, потому она легко может переждать непогоду у вас. У вас есть дети, взрослая барышня, – тут не будет ничего предосудительного. Если у вас что-нибудь написано, вы покажете синьоре Розалии, и время пройдет незаметно. Часа через полтора я зайду. Извините, что мы потревожили ваш мирный вечер, но я думаю, что вы на меня не будете в обиде. Когда-нибудь и я окажу вам услугу.