Сергей Юрьенен: Фашист пролетел

"Твое наследство", - напоминал в Ленинграде дедушка про альбом в обложке из ветхого картона, который Александр выпросил у мамы. Это трофей. Военный. Собирал марки какой-то немец, а победивший фашистскую Германию отец пришел и вытащил из-под руин. Вот ведь: бумага, а не сгорела в огне пожаров.

Под прозрачными полосками блеклые марки. Аккуратными рядами. Он водит пальцем, читая по-немецки названия стран, которых и в помине нет. Россiя. Босния, Герцеговина. Монтенегро. Мемель. Свободный город Данциг...

"Александр!"

Он является на кухню. На столе распечатанное письмо, газета. С радостно-красным заголовком и фотоснимком радостной Лайки в скафандре.

"Она погибнет?"

"Наука требует жертв", - без чувства отвечает мама, глядя при этом на Гусарова, который садит "Беломор". "Так мне сказать?"

"А я при чем?"

Мама разводит дымовую завесу:

"В новую школу пойдешь под фамилией Андерс".

Александр открывает рот.

"Я же Гусаров?"

"Вот дедушка письмо прислал. Ты, мол, последний в их роду. Переведем тебя на Андерса - он сможет умереть спокойно".

"Зачем ему умирать?"

"Конечно, незачем. Но так он пишет".

"Последняя воля, - говорит Гусаров. - Уважить надо".

"Андерсом не хочу".

"Чего?"

"Не русская фамилия".

"А Витус Беринг? По велению Петра Великого Америку для нас открыл. Датчанин, а в историю российскую навек себя вписал. Достойным сыном отечества стать. Вот главное. А там зовись хоть груздем!"

"Ага, - кивает мама Гусарову. - А с папой моим как? Будто не знаешь, что было при Сталине с твоими берингами-херингами! Старорежимные не понимают - ладно. Но ты-то? Подполковник?"

"Что - я?"

"А то! Совсем от жизни оторвался. Парит себе в империях и эмпиреях. Эту проклятую фамилию я на своей шкуре испытала. Сколько порогов в Ленинграде я пооббивала? В любом отделе кадров откроют паспорт и волком смотрят. Не им жить, а ему. Старческой блажи потакая, загубим мы ребенку будущее."

От этой перспективы Александр вскрикивает:

"Хочу, как было!"

Носитель хорошей фамилии уходит в дым. "Что тут поделаешь, сынок? Папа твой... Родной, как говорится. Жизнь за Родину отдал под фамилией Андерс".

"Он не за Родину! Он просто погиб".

Мама делает скорбное лицо. "Не просто, а трагически".

"Да? - вскакивает Александр. - Я знаю, в чем трагедия! В том, что свои же и убили! Наверно, за предательство! К врагам, наверное, хотел бежать! В Американский сектор!"

Гусаров хватается за голову:

"Договорился!.."

"Если бы к врагам, - говорит мама, - ты бы от государства пенсию не получал. Могу тебе справку предъявить. Техник-лейтенант товарищ Андерс Александр Александрович погиб при исполнении обязанностей. Папа твой был честный советский офицер. Товарищи его избрали делегатом партийной конференции Группы Советских войск в Германии. По пути в Берлин машину обстреляли".

"Свои!"

"Бывало! Артиллерия бивала по своим, не то, что... Сам Бог войны! И тот, брат, ошибался".

"Недоразумение, - кончает мама разговор. - Трагическое. Понимаешь?"

Дверь приморозило снаружи. Вышибив плечом, он вываливается в новый свой район.

Вдох обжигает ноздри.

Матушка-Зима!

Снег на крыльце не тронут. Солнце слепит. Искрится воздух. Ломаются синие тени. Череп с молнией в глазнице скалится с двери трансформаторной будки. Ее плоская крыша вровень с высоткой, на которой закрепилась деревня со старорежимным названием Слепянка, оставившая в их дворе заснеженные яблони и груши ничейных садов.

Но обрывать эти трофеи городу еще не скоро.

Оставляя на ступеньках следы, он спускается, бросает коврики и ажурную выбивалку, сплетенную из разноцветных проводов. Снег пушист и рассыпчат, снежка не слепить.

Во дворе никого. Новые друзья, обещанные мамой, дрыхнут.

Через проезд такой же дом, их даже несколько, приставленных друг к другу - сплошная пятиэтажная стена с подъездами уходит в даль.

И он уходит тоже, ступая в чьи-то ранние следы. Из одного следа торчит письмо, он поднимает. Разворачивает. Кто-то с грубейшими ошибками пишет своей маме, какая хорошая жизнь в городе, всегда есть хлеб, а дальше чернила расплылись.

Квартал загибается под прямым углом, а дальше просто снег. Проваливаясь все глубже и глубже, он приходит к обрыву. Внизу сияние долины. Объясняя новое название района, долину окружают трубы и дымы. Розовые, голубые, сиреневые, зеленоватые - колонны нежно-ядовитых тонов, которые подпирают небо. Осыпая искры, слева по дамбе уползает в город красный трамвайчик с замороженными окнами.