Сергей Каледин - Поп и работник

Тем временем на экране под выстрелами упали люди. Петров хлопнул пухлым кулаком по столу - стопки подпрыгнули.

- Кто ж так в бою падает?! Если на пулю налетел, так на нее и лягешь. А эти вон, как бабы, на спину - брык! И при расстреле - на пулю. Когда дезертиров стреляешь, всегда они на пулю. "...Приговорить к высшей мере уголовного наказания - расстрелу, без конфискации имущества за отсутствием такового у осужденного..." Чего говоришь?

- Вас - тоже в грудь?

- Если мне взрывной волной зубы вынуло, значит, спереди. И руки немеют, перчатки вынуж-ден. И контузия... В грудь схватил - на пулю навалился, забыл, что ль?

Бабкин онемело подался от старика.

- Я... Я тогда еще н-не родился!

- Не знаю, не знаю... Значит, врал,- подытожил Петров.- Постой, погоду передают. Запомни мысль.

Он дослушал погоду, поднял стопку.

- За Казанскую Божию Матерь! Икона такая. В Бога не верю, ибо коммунист, а в эту верю.- Петров выпил.- А почему так? Тоже скажу, чтоб во всем была ясность. Значит, под Бреславой у нас войско выдохлось. Приехал командующий. И епископ со всей челядью. Шапки долой, строиться. И епископ молебен - полным чином перед строем. Впереди пули мечутся, а он с иконой со своими ребятами знай кадилом машет. Меня командир к попам приставил, чтобы без толку по передовой не шарашились. Епископ меня благословил. Вот жив я. Ты лапшу возьми для кобеля - на крыльце. Банку ополоснешь - вернешь.

- Вера Ивановна мухоморной настойки просила,- напомнил Бабкин.

- Ну и что? Дам. Стой здесь, никуда не ходи - она у меня в навозе греется.

...После войны Петров в деревню не вернулся, лежал в Москве контуженный на квартире у дочери. Ни руками, ни ногами, ни мозгами не ворочал. А в пятьдесят шестом, когда начали громить Сталина, неожиданно включился, наверное, из-за негодования. Жить ему в Москве стало невыносимо, и он выехал по месту рождения, на свежий воздух. Устроился Петров в пионерлагерь "Елочка" сторожем, то есть комендантом, короче говоря, начальником. Летом, во время пионеров, он наблюдал в лагере за порядком, остальные три времени года понемногу разворовывал его, помогая церкви. Летом, когда крупногабаритную помощь религии - доски, стекло оконное, цемент - трудно было вывезти из лагеря, Петров переключался на мелочь: гвоздей полпортфеля принесет, пяток тарелок, клейменных "Елочкой", пару шпингалетов...

Вместе с Петровым в избу вошли два милиционера с овчаркой.

- Этот,- Петров показал на Бабкина,- истопником в церкви служит. Чужих нету.

- А Маранцев где?

- А кто его знает? Может, дома. Проводить?

Над загаженным столом в избе Толяна висел китайский фонарик. На подоконнике попискивал детекторный приемник, работая сам по себе, без электричества,- свет у Толяна был отключен за неуплату.

Сам Толян спал на полу.

Петров ткнул распростертое тело клюкой.

- Гадости нажрется и валяется, как ошалелый. Хоть бы вы его к делу приспособили. Стадо взялся пасти в Кошелеве, Франца подменял, так коровы молока лишились.

Милиционеры молча побродили по избе, заглянули в подпол и уехали на желтом "газике".

- Опять с Можайки кто-то сбежал,- сказал Петров.

6

Убежал Александр Хромов продуманно: пока не кинули на этап, не обрили, не отобрали одежду, на октябрьские - до холодов. И случай подвернулся: у солдат в клубе ночью телек цветной полетел, как раз посреди праздничного концерта. А Хромов когда-то, еще до первой посадки, халтурил в телеателье антенны на крыше устанавливал. Он и вызвался починить. И починил: как раз Евгений Петросян хохмы начал гнать про советскую власть. Конвой, сам уж пьяный в лоскута, на радостях налил и Хромову. Хромов выпил, закусил, посидел и попросился в туалет.

Оттуда и ломанулся: через окно.

Далеко не побежал, неделю отсиживался в загаженном подвале собеса, прямо рядом с клубом. И ночью потихоньку лесочком потопал в Москву. Подкрепился на ближайшей дачке, разогрел на плитке ржавую консерву, чайку вскипятил, варенья покушал. Прихватил с вешалки какую-то ерунду: телогрейку, плащ болоневый - и двинул.

В этот раз Александр Хромов сел сдуру. Тогда хоть драка была, а тут... Аванс получил, слегка поддали. На подвиги повело: зашел к бывшей своей профуре. А у той гульба полным ходом: молодая шпана с Цветного, кир, музыка... Сверху и снизу стучали соседи, но праздник шел полным ходом. Пауза наступила, когда в дверь позвонила милиция. Пока хозяйка кочевряжилась, не желая открыть, кто-то из молодой шпаны схватил со стола чекушку с уксусной эссенцией, которую добавляли в винегрет, и, приоткрыв дверь, плеснул в щель.