Надежда Лухманова - Брат Поликарп

— Эта жизнь не по мне, — сказал он, — я должен искать что-нибудь иное.

Отец его рассмеялся и ответил только: «Прекрасно, Боб!», затем посоветовал ему провести некоторое время в Европе, всё равно где бы то ни было, по его собственному усмотрению.

Таким образом молодой человек очутился в Риме, и после многих колебаний пришёл к тому заключению, что «жизнь есть суета», и что для него будет самым лучшим — отказаться навсегда от её пустого блеска. От своей матери он наследовал достаточную сумму, что и давало ему возможность внести в любой монастырь 8.000 фунтов и тем обеспечить себе приём.

Настоятель монастыря Via Carmi, куда обратился мистер Роберт Веннер, ни на минуту не сомневался, что юноша избрал себе настоящий путь, и что в его монастыре он обрящет себе в полном смысле счастье.

Так-то Роберт Веннер превратился в брата Поликарпа, который уже год жил в монастыре, до того утра, когда, играя в мяч в садах Боргезе, неловким ударом вывихнул Виолете палец.

Монастырская жизнь порою удовлетворяла его, порою возмущала своею мелочностью и бессодержательностью.

В настоящую минуту он переживал один из своих порывов возмущения. Карточка, данная ему в саду Боргезе, лежала на столе перед ним; она напоминала ему о существовании гусарского майора Грентлей, которого он не знал, и мисс Виолеты Грентлей, которую он помнил. О, так хорошо помнил, что мог бы об её наружности составить подробнейший полицейский протокол.

— Несчастный я грешник! — простонал брат Поликарп, переводя глаза от карточки на столе к надписи на стене. — Я не знаю, чем всё это кончится, но я чувствую, что мне снова так же тяжело, как в тот день, когда я покинул моего отца. Тяжёлая обуза наша земная жизнь! Один Господь знает, куда это всё ведёт. Сомнения снова одолевают меня, а между тем я здесь! До сих пор я думал, что если есть хоть один грех, в котором я не могу упрекнуть себя, то это лицемерие, а вот теперь я знаю, глубоко сознаю, что я лицемерен и двуличен. Здесь, кругом, нет ничего, что могло бы сравниться с её синими глазами, — о, эти синие очи! Я чувствую, они неспособны ни на какую ложь. О, тёмно-синие фиалки. О, Виолета! Я думаю, когда она родилась, то глаза её напоминали этот цветок, вот почему её и назвали Фиалкой! О, брат Поликарп, брат Поликарп!

— Vigilate et orate, Vigilate et orate! — начал он повторять беспрерывно, сжав голову руками, и слова эти, казалось, успокаивали его. — Я брежу, но это должно пройти со временем. Человек должен терпеть и покоряться, если он хочет достигнуть награды. Тот, кто раз положил руку на плуг, должен идти намеченною стезёю.

В этот же вечер, за ужином, когда братья вкушали свою скромную трапезу, брат Поликарп, соблюдая очередь, читал им громко Апологию Ньюмена; в ней подробно описывалось душевное состояние некоторых «красных ряс», которые, отказавшись от протестантства, обратились к истинной вере и в настоящее время подвизаются в монастыре Via Carmi.

По окончании ужина настоятель монастыря остановил брата Поликарпа.

— Я не хотел бы своими похвалами раздувать гордыню в вашем сердце, брат мой, но я должен сознаться, что сегодня вы читали необыкновенно выразительно: казалось, сердце ваше и душа участвуют в чтении. Если я не ошибаюсь, сегодня ночью очередь вашего бдения в часовне?

— Завтра, отец мой, не сегодня.

— Так это завтра, хорошо… Pax vobiscum [4] Мир вам! — лат. , дорогой товарищ.

— Et cum spiritu tuo [5] А также вам — лат. , - пробормотал брат Поликарп и снова пошёл в свою комнату, куда следом за ним пошла и тоска, давившая его сердце.

— Джек, — сказала Виолета брату на следующее утро, — я опять хочу просить тебя об одолжении.

— С радостью, Ви, готов всё исполнить. Кстати, скажи, что твой бедный палец? Неужели так болит, что ты не можешь ехать на бал? А там, должно быть, будет славный ужин!

— Ну, это, право, меня мало соблазняет. Прошу тебя, Джек, спроси здешнего всезнающего немца, который час в римских монастырях назначен для приёма посетителей, я бы хотела осмотреть некоторые места; думаю, что мы могли бы начать с Via Carmi, спроси Муррея, что он знает по этому вопросу.

Немедленно призванный тевтонец дал на этот раз весьма неудовлетворительный ответ. Пожав плечами и оскалив свои белые зубы, он объявил, что ничего не смыслит в делах религии — и касательно монастырей и их обитателей не может ровно ничего сообщить.

— Я надеюсь, однако, вы читаете свою Библию? — спросил его довольно строго Джек.

— Простите меня, сударь, я не желаю рассердить вас, но предпочитаю не отвечать на этот вопрос. Вам, барышня, позволю себе посоветовать взять экипаж и ехать прямо в монастырь, там и сообщат вам о часах приёма.