Екатерина Краснова: Живое привидение

Так оно и было; это невозможно было отрицать. Но кокетством занимались обе стороны, и потому дело решительно не шло на лад.

Чем больше друзья узнавали молодую девушку, тем больше убеждались в том, что мать была права, называя её чудачкой. Ничего она не делала как все. Вставала она с зарёй и уходила в лес со своими красками и холстом, сунув кусок хлеба в карман. Иногда пропадала целые дни. Одевалась всегда по своему, не соображаясь ни с какими модами и принятыми обычаями, и часто наряжалась в такие фантастические костюмы, точно собиралась на маскарад. Гулять бесцельно она соглашалась только по вечерам, причём особенно любила ходить на сельское кладбище или в лес, воображая себе при этом Бог весть какие таинственные ужасы, так как боялась и кладбища, и леса. Читала с увлечением, непременно забравшись в какой-нибудь заглохший уголок сада или на пруд, и всегда при какой-нибудь особенной обстановке. Возьмёт книгу и уплывёт одна в лодке на середину пруда, там сложит вёсла и принимается за своё чтение. Или повесит где-нибудь в саду свой гамак, который она особенно любила, и целый день её никто не может разыскать. Книги она всегда носила в кармане и ни за что не показывала, что читает. Но Волкову удалось проникнуть и в эти книжные тайны. Он с удивлением увидел, что Варя читает или серьёзные философские сочинения, или фантастические сказки, спиритические и чернокнижные рассказы. Эдгар По и Аллан Кардек были её любимыми авторами.

По вечерам она часто уходила в библиотеку, мрачную комнату, наполненную старыми книгами в старинных шкафах.

— Вот вы набили себе голову всякими страстями, оттого и боитесь всего! — сказал однажды Волков, заставши её в библиотеке с одной свечкой на массивном круглом столе, стоявшем посреди комнаты.

Она вздрогнула, как пойманная на месте преступления, и, захлопнувши книгу, окинула комнату быстрым, испуганным взглядом.

— Что, и меня за привидение приняли? — сказал он, смеясь, и сел против неё.

— У меня сегодня нервы расстроены, — оправдывалась она смущённо.

— Не диво, что нервы расстроены после такого чтения. Что это у вас? «Демонология»! Ну, так и есть… Бросьте вы это!

— Оставьте, Александр Иванович. Если мне нравится!?.

— Вы себя портите этим чтением. Ну, что вы по сторонам озираетесь? Вот до чего дочитались. Пойдёмте лучше гулять; вечер тёплый, луна сияет. Просто прелесть!

— Мне страшно двинуться, — призналась она шёпотом.

Гулять она пошла, но непременно хотела идти на кладбище.

— Я теперь так чудесно настроена, — сказала она. — Мне так страшно, что того и гляди что-нибудь померещится. Я везде готова видеть Бог знает что… Это так весело! Я люблю бояться…

— Странный у вас вкус, Варвара Михайловна! — заметил Бартенев. — Но как же вы после этого не боитесь спать одна в вашей мастерской?

— Да я там редко сплю. Это вам мама наговорила? Она ужасно не любит, когда я сплю в мастерской. Там мне не страшно. У меня есть папин револьвер, который я кладу под подушку.

— Револьвер от привидений не помогает.

— Уж не знаю отчего, но там я привидений не боюсь. В мастерской я боюсь только одного портрета… Знаете, Александр Иванович, того, что у меня висит над дверью.

— Старик в чёрном бархатном берете?

— Да. Он прежде висел в дедушкиной библиотеке. Он так пронзительно смотрит, у него такие живые глаза, что я его боюсь. Я даже всегда завешиваю его чем-нибудь на ночь, когда там сплю, — призналась она, смеясь.

— Охота вам возиться, когда в доме у вас так хорошо!

— В мастерской лучше. С тех пор, как мне пришла фантазия разобрать всякое старьё в кладовой и завесить стены разными старинными коврами и гардинами, она у меня стала похожа на какую-то фантастическую палатку. Правда, Александр Иванович?

— Правда.

— А меня вы так и не пустите в это таинственное убежище? — спросил Бартенев.

— Ни за что! Какое же оно будет таинственное, если я в него всех буду пускать? А уж вас никогда не пущу, — особенно теперь.

— Отчего же особенно теперь?

Она вдруг вся вспыхнула, хотела что-то сказать и вместо того повернулась и ушла в дом. Волков засмеялся.

— Чему ты смеёшься?

— Чудачка! — сказал он и, усевшись на нижней ступеньке террасы, закурил папиросу.

Частые посещения молодых людей не прошли бесследно. Как ни глухо было в Колосово, но всё же и там были люди. А где люди, там и сплетни.

В одно прекрасное утро к крыльцу колосовского дома подошла кучка баб из прежней «крепостной» деревни. Они спрашивали барыню.