Владимир Рецептер - Эта жизнь неисправима

Да не играй ты, Бог с тобой, другим не мешай!..

7 февраля 1920 г. <...> Общее недовольство Андреевой.

28 февраля 1920 г. <...> Вечером - в театре, тяжелое чувство от Андреевой продолжает угнетать, пора объясниться.

18 марта 1920 г. <...> Заседание директории. Тяжело с Андреевой - еще тяжелее, чем с Горьким.

22 апреля 1920 г. <...> Вечером в театре - похмелье Лаврентьева, Крючковская морда, вообще - мрачно, уныло, гнетуще, как большей частью.

4 ноября 1920 г. <...> Вечером - в театр. У Лаврентьева - слухи об отъезде Андреевой и Горького. <...>

19 ноября 1920 г. <...> Вечером - в театральном болоте своем (Освенцимский разъясняет, как загрыз его Лаврентьев, и др.). А Люба - в своем. Неужели я вовсе кончен?..

А. А. Блок, "Записные книжки"

- Зачем вам А.? - спрашивал Товстоногов. - Он будет портить всю атмосферу.

Р. еще не привык к такой степени откровенности и только переспрашивал:

- Вы думаете?

- Уверен.

Очевидно, у него были основания говорить так. Впрочем, и у Р. их хватало на то, чтобы согласиться с советом.

- Может быть, поговорить с Б.? - размышлял он, проводя предварительные "пробы".

- Стоит ли? - без паузы парировал Гога и доверительно добавлял: - с его премьерством!..

И о третьем без комментариев:

- Хорошо бы обойтись без В.

Все эти мимолетности было интересно разгадывать дома: меня ли он защищал от них, или их от меня?

Когда Р. принес первый вариант распределения, он заговорил конкретней:

- Нет ли чего-нибудь покрупнее для Г.?

- Я хочу, чтобы наши "менестрели" смахивали на нынешних певцов, - объяснил я, - один - типа Хиля, другой - вроде Бюль-Бюль оглы. Г. сошел бы за Хиля.

- Это хорошо, - соглашался он, - Д. вы не боитесь?

- Георгий Александрович, бояться уже поздно. И потом Д. давно ничего не играл...

Чувствуя, что он постепенно втягивается, я принялся использовать "домашние заготовки".

- Композитор Розенцвейг? - переспрашивал он о нашем завмузе, - нет, не композитор, а "музыкальное оформление". Композитору нужно платить.

- Георгий Александрович, - вкрадчиво говорил Р., оставляя реплику без ответа, - вот если бы вы сами поговорили с Кочергиным... Все-таки он - главный художник, а у нас все-таки юбилей...

- Надо попробовать, - задумчиво соглашался он.

- Теперь о помреже... Виктор Соколов учится в Институте культуры на режиссерском отделении. Если назвать его не "помощником", а "ассистентом режиссера", ему зачтут работу как курсовую, и это резко повысит его заинтересованность...

- Если он не будет рассчитывать на специальную оплату. Я не возражаю, пожалуйста. Только оговорите с ним эту деталь.

- Разумеется...

- Есть еще артист Е., но он тоже занят у югослава, - советовался Р.

- Ну, это ничего, - успокаивал Гога, - он молодой, активный... Кстати, возьмите Ж. Он пришел в театр и попал в массовку, он хочет работать. И у нас будет повод его посмотреть...

Ж. мне не нравился и брать его я не хотел, поэтому нужно было пропустить несколько дней и вернуться к распределению, делая вид, что разговора о Ж. просто не было...

Я, конечно, понимаю естественное желание читателя прояснить для себя, какие актерские лица скрываются под литерами А, Б, В, Г, Д, Е и Ж, - а под этими литерами действительно скрываются реальные лица - но что-то мешает мне их назвать. Может быть, мастер уже рассчитывал на мою корпоративную режиссерскую скрытность и этот негласный уговор продолжает иметь силу?.. А может быть, назови я их по именам, меня легко будет упрекнуть в сведении мелких счетов с бывшими сослуживцами. Во всяком случае, здесь автор следует совету Гамлета и, "слушаясь внутреннего голоса", не раскрывает названных имен.

Наконец Р. удалось убедить Товстоногова назначить на роль Изоры Галю Волкову, которая в театре не работала, но была основной героиней в его студии. "Пушкинская студия" давала спектакли от имени "Ленконцерта" вблизи Кузнечного рынка и Владимирской церкви в стоместном подвальчике Музея Ф. М. Достоевского и, кажется, была, заметна по тем временам.

- Только надо будет написать в программе "в порядке дебюта", - уступая моим доводам, уточнил Товстоногов.

- Конечно! - возликовал Р. и на радостях выложил: - Знаете, Георгий Александрович, я нашел в нашем музее докладную записку тридцать первого года с предложением назвать тогдашнюю малую сцену именем Блока!..

- Да? - удивился он.

- Ей-богу! - поклялся Р. - Старый музей находился там, где у нас зрительский буфет, и это помещение уже давно предложили переименовать в "Комнату имени Александра Блока".