После прогона Гога сказал исполнителям, что в конце тяжелейшего сезона люди проявили себя с лучшей стороны, и у многих возникла перспектива хороших актерских работ.
Названные возликовали.
- Правда, это будет спектакль для эстетов, - не преминул добавить он.
- Таких много, - жарко вмешалась Дина Шварц, - таких очень много, мне уже все звонят и спрашивают о премьере!..
- Но мы, Большой драматический театр, - продолжал Георгий Александрович, как бы не замечая Дининой вставки, - имеем на это полное право, тем более что "Роза и Крест" пойдет на малой сцене...
Когда воодушевленные перспективой актеры ушли, он дал несколько советов, например: обозначить музыкой бой во время сцены "Майские календы", а к любовному дуэту Капеллана и Алисы предложил добавить легкую пантомиму в стиле Ватто.
Что касается артиста Р., то ему он посоветовал взять внешнюю характерность "в направлении Ричарда Третьего"...
- Он же урод, - сказал Гога, и Р. в который раз поразился его чуткости.
"Уродство" Бертрана он если не играл, то имел в виду. Правда, Р. не думал "в направлении Ричарда", а оглянулся на Квазимодо, потому что Бертран француз и простолюдин, с трудом выбившийся в рыцари, и, вероятно, в прогоне позволил себе дать на это подсознательный намек. Но Гога с шаманской проницательностью тайное намерение подхватил и тут же предложил развить его до внешней характерности.
Здесь таилась опасность, которой ни он, ни Р. еще не понимали: тонкой поэтической ткани Блока не могли подойти внешние приемы, уместные в романтической мелодраме Гюго или шекспировской трагедии...
Но Р. был восхищен его фантастической чуткостью к актерской природе, мгновенной реакцией на ее тайный сигнал, и, пусть в этом случае ошибочным, но покоряющим ощущением масштабной формы.
По поводу Гали Волковой (Изоры) дело обстояло хуже: она не показалась Мастеру необходимой для театра героиней. И хотя до Р. доходило заранее, что Гогу активно подбивают заменить "чужую" "своей", это его, мягко говоря, огорчило.
- Понимаете, Володя, - сказал Гога в нос и почему-то обиженно, - в ней нет явной сексуальности. - такого аргумента Р. не ожидал и не нашелся с ответом. И потом, этически непонятно, почему главную роль играет актриса не из нашего театра...
- Но вы же решили: Волкова - "в порядке дебюта".
- Да, я помню, - сказал Гога, - но это не меняет дела...
Тогда Р. разволновался и пошел ва-банк:
- В таких случаях Товстоногов задает вопрос: "Ваше предложение?.." Я обращаю его к вам, Георгий Александрович!
И стал смотреть на него в упор.
Гога засопел и стал не спеша доставать новую сигарету. Потом вынул зажигалку и закурил. Потом спрятал зажигалку и подвинул поближе пепельницу.
Р. ждал, не отводя от него взгляда. Молчание затягивалось, и Дина стала ему помогать.
- Может быть, А.? - неуверенно спросила она.
Мастер отрицательно покачал головой.
- А если В.? - снова нашлась Дина.
Он только поморщился.
- Ну, тогда - Б., - убежденно сказала она.
- Нет, она здесь не подходит, - отвел третью кандидатуру Гога.
Очевидно, он сам успел перебрать наши возможности, и они его не устроили. Теперь, после прогона, он лучше представлял, какая здесь нужна героиня, и если Гале, по его мнению, недоставало сексуальности, то названным Диной - чего-то другого. А чего-то другого у Гали как раз хватало.
Нам вообще крупно повезло в том, что Мастер не взялся читать "Розу и Крест" до прогона и проглотил блоковскую драму вместе с театральной упаковкой. "Незнакомку" и "Балаганчик" он прочел перед самым запуском и тут же его отменил. Правда, тогда не было речи о блоковском юбилее, а теперь маячил юбилей...
Подумав еще мгновение, Гога резко повернулся к Дине и так же обиженно, как мне, сказал:
- В Б. нет настоящего драматизма!..
Теперь было ясно, откуда ветер дует...
Тогда я сказал:
- Георгий Александрович! Вы лучше меня понимаете, что значат пятнадцать репетиций в ноябре. На них упадет вся постановочная работа: бои, свет, музыка, костюмы... Дай Бог, чтобы я как-то довел этих актеров, а начинать от печки с новой героиней - завал!..
- Я вас понимаю, - сказал он мягко и все-таки упрямо, - поэтому не требую немедленной замены. Пожалуйста, подумайте и скажите мне после премьеры, кого вы собираетесь ввести.
Да, судьба премьеры была счастливо решена, но он настаивал на своем и не задумался о судьбе Гали. Ей предоставлялось право мучиться ролью все лето, искать и донашивать ее до ноября, с болью и радостью рожать на премьере, и все для того, чтобы тут же расстаться с долгожданным ребенком и отдать его в чужие руки...
Читать дальше