Владимир Рецептер - Эта жизнь неисправима

- Да, скорее всего так... Это должна была быть постановка совершенно реалистическая, знаете, в стиле МХАТа: настоящий сад, настоящие костюмы, все настоящее... Один раз собрались у него дома, на Пряжке... Один раз почитали по ролям...

Несмотря на дразнящую новизну обаятельного свидетельства Н. Ф. Лежен, а может быть, именно благодаря ему, артисту Р. хотелось кое о чем переспросить самого Александра Александровича, и, на свою беду, он знал, как это сделать. С отвратительным филологическим занудством, от которого не сумел избавиться с университетских времен, он швырнул себя в библиотечные закрома (в том числе и в библиотеку самого БДТ, на его глазах не раз униженную неоправданными списаниями старинных книг и журналов, которые тут же утаскивал домой один трудящийся у нас "книголюб") и столкнулся с обилием материала, лежащего на поверхности, но не использованного. Ни один блоковед, критик или аспирант искусствоведения не поднял безусловно диссертабельной темы "Эстетические, культурные и этические противоречия между Александром Блоком и Большим драматическим театром в 1919-1921 гг.".

И вправду, картину почти принудительного сотрудничества (Блок отказывался, Андреева заставляла) столько раз подчищали, лакировали, населяли подтасовками, а в конце концов так извратили, что она превратилась в сиропную легенду, к которой добавил свой штришок и лично Р., готовя юбилейное представление через шестьдесят лет после блоковской попытки: все, мол, хорошо, что хорошо кончается...

Но А. А. Блок, отдававший театру остатки своего времени и сил, с легендой был не согласен и, предавая огню большую часть записных книжек, позаботился, чтобы часть заметок о его взаимоотношениях с новорожденным БДТ все же осталась.

Поэтому, преодолевая природную тупость и лень, Р. в период летнего отпуска 1980 юбилейного года сделал ряд выписок из писем, дневников и записных книжек Александра Александровича, полагая, что и эта хроника существенна для прояснения предлагаемых обстоятельств. Дурак-то он дурак (время от времени у автора возникает неодолимое желание польстить себе, величаясь "дураком", не станем отказывать ему в тихом удовольствии), но все же допер, что речи и реплики покойного Блока по определению не могут быть менее интересны, чем сценки, почему-то запомнившиеся артисту Р.

18 июля 1919 г. Объяснять Гришину "Розу и Крест".

А. А. Блок, "Записные книжки"

А. И. Гришин - тот самый управляющий театром, который в 20-м году давал Блоку пустые обещания, а в 1921-м сбежал за границу, оставив людей без зарплаты. Этот факт засвидетельствовал в своих воспоминаниях артист Геннадий Мичурин.

Разговорцы с откладываниями пожирают на театре беспримерное время и тянутся бесстыдно и утомительно...

Вот, к примеру, Гришин, которого, по замечанию Блока, "тянет на второй сорт":

- Простите, не успел, замотался, сами понимаете, какая жизнь, не до жиру, быть бы живу, жалованье обеспечить и так далее!.. Ради Бога, не сердитесь, Александр Александрович, через неделю непременно прочту... Ах, ах, не успел, каюсь!.. Ну еще денечка два, будьте великодушны...

- Прочел, прочел, Александр Александрович, дорогой! Какая поэзия! Как высоко!.. Но вы уж простите меня, дурака, не все понял, ну, просто-таки ничего не понял... Вот если бы нам встретиться... Дней через несколько... И вы бы мне объяснили, Александр Александрович, что там все-таки содержится, и для чего это все, и кто кому, как говорится, дядя...

Объяснять Гришину "Розу и Крест"...

Оставалось следить, как развивались интересующие нас события, которые никак не развивались, потому что данные Гришину объяснения не помогли.

10 апреля 1921 г. Я пробовал навести Лаврентьева и Гришина на "Розу и Крест". Лаврентьев отмычался, Гришин, подумав, сказал: "Может быть, после Кальдерона"...

А. А. Блок, "Записные книжки"

Стало быть, до самого конца его не оставляла надежда.

К сведению студентов, аспирантов, диссертантов, докторантов и книголюбов. Размышляя о судьбе "Розы и Креста" в Больдрамте, не худо понимать, что окончательное решение репертуарных и прочих вопросов было все-таки не по силам ни управляющему Гришину, ни главрежу Лаврентьеву. Окончательное решение принципиальных вопросов не выпускала из своих цепких большевистских ручонок Комиссар отдела театров и зрелищ Союза коммун северных областей (кажется, так называлась ее должность) Мария Федоровна Андреева.

А эта дама еще в 1913 году, возражая против постановки в Свободном театре, писала: "Они хотят ставить пьесу (мистическую пьесу!) Блока - "Роза и Крест" это просто плохая пьеса, написанная плохим языком, искусственная и фальшивая, а я должна буду играть в ней графиню Изору..."