Натан Щаранский: Не убоюсь зла

Хорошо бы закрыть форточку, но она высоко и мне до нее не дотя-нуться. Я мерз, но почему-то не догадался поставить табуретку на нары, забраться на нее и закрыть форточку. А ведь такие примитивные задач-ки на соображение решают даже обезьяны! Гулял я по камере, проти-скиваясь между нарами и столиком; мне и в голову не пришло попросту отодвинуть его к стене. Видимо, подсознательно я не хотел менять что-либо в этом мертвом и враждебном мне мире, избегал оставлять в нем следы своего присутствия.

Приносят завтрак -- черный хлеб, пшенную кашу и чай. Есть не хо-чется, и я ни к чему не притрагиваюсь. Я жду. Жду немедленного раз-вития событий. Новых допросов, новых угроз. Вялость воли, физическая слабость -- но мозг работает лихорадочно. "Необходимо сосредоточить-ся, подготовиться к будущим допросам, -- говорю я себе, -- предусмот-реть возможные неожиданности", -однако мысль своевольничает и уносит меня далеко от тюрьмы. Вместо того, чтобы трезво проанализи-ровать события и факты, я погружаюсь в мир воображения: представ-ляю себе, как реагируют на мой арест в Израиле и в других странах друзья, корреспонденты, политические деятели, встречавшиеся со мной или с Наташей. Все они знают меня, в курсе наших дел, им известно, чем я в действительности занимался. Никто не поверит, что я был аме-риканским шпионом. Волна протестов прокатится по всему миру. У Со-ветов не будет выхода, и они... "Стоп! -- останавливаю я себя. -- До-вольно фантазировать! Надо готовиться к длительной тяжелой борьбе, которая, собственно, уже началась. Сейчас тебя вызовут на очередной допрос, будут запугивать. Подготовься!"

И все же я не могу удержаться и строю все новые и новые гипотезы. Приходит в голову пример Солженицына. Его тоже привезли в Лефор-тово, обвинили в измене Родине, а на следующий день выслали из СССР. Сейчас давление на Советский Союз должно быть еще больше. Месяц как арестованы Гинзбург и Орлов -- мои друзья по Хельсинкской группе; Белый дом протестовал. В этой ситуации мой арест по обвине-нию в шпионаже -- прямой вызов Америке. А ведь впереди -- Белград-ская конференция, продолжение Хельсинкской. Так что шуму будет еще больше. У Советов просто нет выхода. Может быть, нас троих все же посадят в самолет и вышлют?.. Господи, что за ерунда лезет в голо-ву! "У тебя нет времени на пустые мечтания! -- снова убеждаю я себя. -- Соберись, сосредоточься!"

Вдруг за дверью раздается металлический лязг. Прежде чем она от-кроется, не менее полуминуты будут отодвигаться засовы и отпираться замки. Этого достаточно, чтобы успеть перебрать разные варианты: бе-рут на допрос? Высылают? Освобождают?

Входит и представляется мне майор Степанов -- заместитель на-чальника тюрьмы по политической части. Выглядит он простым дере-венским парнем, забавно окает на волжский лад, однако его простона-родная речь засорена бюрократическими штампами, цитатами из Лени-на и даже из Плеханова. В любой другой момент этот тип меня безус-ловно заинтересовал бы, но не сейчас. Чего он от меня хочет? Ах да -- есть ли бытовые просьбы.

-- Пусть мне вернут фотографию жены.

-- Это будете решать со следствием.

-- Но следователь сказал -- с вами.

-- Не знаю, напишите заявление.

-- Еще прошу книги из библиотеки, шахматы.

-- Зачем вам шахматы, вы же один?

-- В правилах указано, что шахматы должны быть в каждой камере, а число людей не оговорено.

До этого я долго вчитывался в висящую на стене инструкцию, но ма-ло что воспринял, однако про шахматы все же запомнил. После долгих препирательств Степанов со мной соглашается и уходит. Вскоре прино-сят шахматы. Я немедленно расставляю фигуры: уход в мир шахматных баталий -- мое давнее и испытанное средство отвлечься от забот. Кроме того, это отличная интеллектуальная зарядка, которая мне сейчас необ-ходима.

Начинаю анализировать вариант французской защиты, которую я люблю еще со школьных лет. Особенность ее в том, что черные отвеча-ют на первый ход белых ходом королевской пешки, но не на два поля, как принято в открытых партиях, а на одно, приглашая тем самым противника занять центр доски и начать атаку. Однако, вызвав на себя пер-вый огонь, черные оставляют за собой возможность успешно контрата-ковать.

И все же поначалу сосредоточиться никак не удается. Мысль беспо-койно мечется, и я, опасаясь, что она опять вырвется из-под контроля моей воли, начинаю быстро передвигать фигуры, как будто играю блиц сразу за обе стороны. Доиграв почти до конца, спохватываюсь, возвра-щаюсь к интересующей меня дебютной позиции и вновь быстро перево-жу партию в эндшпиль.