Натан Щаранский: Не убоюсь зла

Как правило, все эти документы еще до пересылки на Запад получа-ли известность в Советском Союзе, и после этого тайной было только одно: как, когда и кто вывезет их за границу. То же самое и с получени-ем литературы, которая, попав ко мне, расходилась мгновенно, как зна-менитые московские "пирожки с котятами", -- в основном, через ту же Дину, раздававшую ее евреям из провинции, часто бывавшим у нее до-ма. Особенным спросом, помимо учебников иврита, пользовались роман Леона Юриса "Эксодус" и израильские русскоязычные журналы и газе-ты.

Потери были, конечно, велики. Во время обысков еврейская литера-тура изымалась, перечень отобранного вносился в протокол, а затем на свет появлялась очередная бумажка: "Уничтожено путем сожжения в присутствии..." Но самиздат работал все же быстрее. Пока книжка будет найдена и брошена в огонь, ее успеют прочитать десятки людей, раз-множат на машинке, сделают фото- и ксерокопии.

В наших целях и действиях не было ничего тайного, ничего преступ-ного. Да, мы хотим и будем читать нашу -- еврейскую -- литературу. Да, мы хотим, чтобы мир знал о наших проблемах. Да, мы хотим, чтобы евреи Израиля и Запада поддержали нас в нашей борьбе, и открыто об-ращаемся к ним за помощью. Но, понятно, "технические" детали нашей деятельности я сообщать КГБ не собирался.

Как же мне держать себя на допросах? Еще в конце шестидесятых -- начале семидесятых годов московским диссидентом Есениным-Вольпиным была детально разработана система поведения свидетеля на следст-вии в КГБ, которая позднее в популярной форме была описана в самиздатской книжке Владимира Альбрехта "Как вести себя на допросах". Альбрехт, кроме того, неоднократно читал лекции на ту же тему раз-личным группам диссидентов, в том числе и нам, евреям-отказникам. Власти, разумеется, ему этого не простили: в конце концов он был аре-стован по обвинению в антисоветской деятельности и на несколько лет отправлен в лагерь .

Основная идея системы заключалась в том, чтобы, не отказываясь отвечать на вопросы следователя -- что преследуется законом, и не да-вая ложных показаний -- за что предусмотрена еще более суровая кара, попытаться использовать те немногие возможности, которые дает тебе УПК: контролировать допрос с помощью протокола, не позволяя следо-вателю фальсифицировать твои ответы или редактировать их, отказы-ваться отвечать на вопросы, не имеющие прямого отношения к делу, от-вергать наводящие вопросы, а также такие, ответы на которые могут быть использованы против тебя.

Вот примерная модель диалога между следователем и свидетелем по системе, разработанной Есениным-Вольпиным.

Следователь: Вам предъявляется заявление, под которым, среди про-чих, стоят подписи ваша и обвиняемого. Расскажите об обстоятельствах изготовления и передачи за рубеж этого документа.

Свидетель: Мне сообщили, что я допрашиваюсь по делу о противоза-конной деятельности Н. Я же не вижу в этом документе ничего противо-законного, а значит, ваш вопрос не имеет отношения к делу и я на него отвечать не обязан.

Следователь: Но следствие установило, что этот документ является антисоветским и, соответственно, противозаконным. Поэтому вам еще раз предлагается дать показания.

Свидетель: Если следствие так считает, то, очевидно, оно может предъявить аналогичное обвинение и мне, что переводит меня в данном случае из положения свидетеля в положение обвиняемого. А как обви-няемый я не обязан давать вам показания. И дальше -- в том же духе.

Ценность этой модели была, как мне кажется, не столько в юридиче-ской подготовке жертв КГБ, сколько в психологической. В конце концов закон, с точки зрения советской охранки -- да и всей власти в целом, -- это всего лишь инструмент, с помощью которого центр управляет эле-ментами системы (по Сталину "винтиками"), именуемыми гражданами, а поэтому всякая попытка допрашиваемого трактовать закон, указывать следователю, что он имеет право и чего не имеет права делать и спра-шивать, столь же, если не более, криминальна, как и простой отказ от показаний. Однако -- и это особенно важно для начинающего диссиден-та, полного страха и неуверенности, -изменяется сама атмосфера до-проса.

Как он проходит по сценарию КГБ? Ты приходишь к ним, пытаясь подавить в себе безотчетный страх перед этой организацией с ее слав-ным прошлым и не менее героическим настоящим. Сравнительно мягкое начало беседы со следователем может способствовать тому, что ты расслабишься, появится надежда, что еще можно благополучно, сохра-нив порядочность и самоуважение, выбраться из создавшейся ситуации. Тебе предъявляют какой-то материал -заявление, скажем, или руко-пись. Ты начинаешь, держась как можно естественней, излагать зара-нее разработанную версию. Следователь поддакивает тебе, записывая ее в протокол. А потом, когда худшее вроде бы уже позади, он приводит доказательства, опровергающие твою версию, и сразу же переходит в атаку. Впрочем, если ты достаточно напуган (а сотрудники КГБ -- от-личные психологи), ему хватит всего нескольких "разоблачений" типа: "там-то вы сказали то-то" или "мы ведь знаем о ваших связях с таким-то". Теперь ты уже лжесвидетель, есть возможность привлечь тебя к су-ду; кроме того, следствие приходит к выводу, что ты виновен не менее обвиняемого и вам, как выяснилось, есть что скрывать. Но обвиняемый-то, как утверждает следователь, дает показания, а ты нет.