Иван Арсентьев - Три жизни Юрия Байды

Но тут сон пропал. Юрась вяло ворочался на жестком топчане, пока сквозь дверные щели не пробился лиловатый свет. Встал, оделся, вышел во двор. Солнце только-только взобралось на зубчатую стену леса, и косые лучи его резали глаза. Хаты, заборы, деревья розовели, по селу тянулся жидкий туман. Юрась плеснул себе в лицо из умывальника, висевшего на колу за сарайчиком. Вода — холодная. Молоко в крынке тоже холодное — бабка Килина оставила его в сенцах.

Юрась напился, кинул на плечо стеганку, вышел за ворота. Посреди улицы в пыли воробьи затеяли драку. Из подворотни соседнего дома вылез кобель, потревоженный птичьими голосами, сонно гавкнул. Птицы разлетелись. Юрась поежился — с речки потянуло студеной сыростью. Застегнул ворот рубашки и вдруг подумал: «А детишки? Раздетые, босые под холодным небом?»

Он почувствовал себя виноватым перед ними, и опять вернулась вчерашняя невыносимая тоска. Розовое утро померкло. Все зримое вокруг: ослепительное солнце, прозрачный воздух, деревья — показалось ему никчемным, пустячным.

На площади за проволокой детей не было видно, только полицай Микита Смажный в заплатанном полушубке сидел на камне. Увидел Юрася, попросил прикурить. Тот подошел, чиркнул спичкой, спросил:

— Долго еще торчать тебе?

Микита зевнул до хруста в челюстях, сказал с кислой усмешкой:

— Да вот жду не дождусь, когда старостин племяш сменит.

— Поостри мне, лапоть… — огрызнулся Юрась.

Микита, зная, что ссориться с ним невыгодно, угодливо хихикнул:

— Да я ж шуткую!..

Юрась вздохнул и, посмотрев на загон, увидел в углу лежащих на земле ребятишек…

— Позамерзают они…

— А то не позамерзают! — согласился Микита. — Сбились, как овцы, в кучку, дрожат. — Микита держал цигарку в обеих руках, согревая озябшие пальцы. — Эх, не глядели б очи туды!.. Люди ведь, не собаки. А холод сегодня прямо-таки собачий.

Вдруг Микита спохватился, не наболтал ли чего лишнего? А то еще, не дай бог, этот Байда подумает, что полицейский Смажный сочувствует партизанам, и донесет. И чтобы показать, что судьба детей за колючей проволокой его вовсе не интересует, заворчал недовольно:

— Нет бы в райцентре оставить их… Эге! Все на нас, сивых, свалить норовят. Не спи теперь ночами, трясись. У палки, известно, два конца! Не ровен час, нагрянут папаши этих деток — будет тогда нам баня и с паром и с припаркой…

Видя, что Юрась не уходит, Микита продолжал тянуть свое:

— Сущая каторга, а не жизнь у нас. При Совецькой власти отдыху не было: все планы да трудодни, немцы пришли — и тоже поспать некогда бедному. А другим, холера их возьми, ночей не хватает на гульбу!

Болтовня Микиты в одно ухо Юрася влетала, в другое вылетала, но тут он прислушался внимательней.

— Про кого ты там плетешь?

— Да про кого ж, как не про Гашкину Агнию! Только-только прошлюндала до хаты, — пояснил Микита, яростно растирая окурок подошвой сапога.

…Днем к колючей проволоке опять потянулись женщины. Опять Афанасьиха поила детей молоком, хотя своей коровы у нее не было. Грузная тетка Гашка оделяла детей вареной картошкой и свежими пышками. Приносили кто что мог.

После обеда появился секретарь старосты с банкой клейстера и пачкой каких-то листков. Ходил по селу, расклеивал их на столбах и по заборам. Прилепил и на дверях кузни, где всегда толчется люд. Юрась вышел, прочитал:

«Приказ об усилении охраны дорог и применении жестких мер к населению, оказывающему помощь партизанам.

1. Каждый бургомистр, как и старшина, полностью несет ответственность за безопасность в своем округе, в особенности за охрану дорог. Охрану должна производить днем и ночью назначенная для этой цели сторожевая команда при помощи местных жителей. Примета — белая повязка на рукавах сторожевой команды.

2. В случае налета партизан волость несет полную ответственность за безопасность в своем районе. В случае невыполнения этого со стороны населения будут расстреляны не менее как вдвое больше из числа жителей, чем пострадавших немецких солдат при налете партизанского отряда.

3. При покушении на безопасность дорог, при взрывах мостов, минировании и т. д. по выяснении характера проступка будет расстреляно не менее трех человек из числа населения.

4. Кто из жителей без разрешения бургомистра дает пристанище и пищу не принадлежащим к волости личностям или вообще им помогает, несмотря на то — мужчина это или женщина, будет повешен.

…Было уже за полночь. Ломоть месяца опустился в размытые темнотой верхушки деревьев. С запада наползали облака, заволакивая звезды.