София Черняк - Луч во тьме

В Винницу поезд прибыл утром. Отдохнувшие за ночь «командировочные» бодрым шагом направились к речке. На левом берегу Буга в землянке жил рыжебородый возчик Иван. Поговаривали, что семья его — жена и пятеро детей — погибли во время бомбежки и Иван немного тронулся. Не известно, как он раздобыл коня с возом, но этим-то он и кормился. К нему и держали путь наши «заготовители». Отыскав Ивана, Любезный сказал:

— Днепр горит.

— Построим мост, — ответил Иван и пожал прибывшим руки.

В землянке Любезный — Билецкий вытащил из рюкзака пуховую подушку, провел по ней лезвием острого ножа и вместе с пухом на пол вывалилась пачка листовок.

— Хитро придумали! — захохотал возчик.

Он оказался вовсе не таким молчаливым, как думали о нем соседи-погорельцы, и конечно же не был «тронутым» — все это была конспирация. Сейчас он отводил душу с приезжими. Иван жадно расспрашивал их о том, что делается в Киеве, о событиях на фронте и в свою очередь рассказал о жизни винничан.

Телегу рыжебородого Ивана видели потом во многих селах Винничины, и везде крестьяне находили воззвание подпольной парторганизации «Смерть немецким оккупантам!» Воззвание разоблачало гнусность нового немецкого земельного закона, только что опубликованного рейхсминистром для восточных областей Альфредом Розенбергом.

(Из дневника Григория Кочубея).

5 октября 1942 года. Познакомился с Дмитрием Л., руководителем новой группы. Это уже тринадцатая по счету группа в нашей парторганизации. Дмитрий мне нравится. Но он слишком горяч. Придется немного сдерживать.

Встреча с ним состоялась в домике на окраине города. Дмитрий прикинулся больным, и я пришел к нему под видом врача.

Договорились с Дмитрием, что его группа и в дальнейшем будет освобождать военнопленных. Я посоветовал ему продумать какой-нибудь новый способ. Махорка, так сказать, выдохлась.

Прошел уже год с тех пор, как я в оккупированном Киеве. Часто задаю себе вопрос: достаточно ли того, что делаем? Ведь мы теперь не те, какими были осенью 1941 года. Сами немцы нас многому «научили». Смело ходим по улицам и днем и ночью. Не успеют оккупанты установить новую форму документа, изменить нарукавную повязку, как все это уже имеется и у нас.

Если бояться гитлеровцев, послушно выполнять все их распоряжения и приказы, то лучше живым лечь в могилу. Даже за то, что держишь дома голубей, они угрожают расстрелом. Если выловишь в Днепре леща длиннее 20 сантиметров — расстрел, не зарегистрируешься на бирже труда — расстрел. Расстрел, расстрел… Как-то сорвал со столба один из самых страшных приказов оккупантов. Когда вернутся наши, отдам его органам, которые будут судить фашистских преступников. Один этот приказ — смертный приговор для них: «Всем евреям города Киева и его окрестностей ровно в 8 часов утра 29 сентября явиться на улицу Мельника, взяв с собой ценные вещи, теплую одежду и белье. Кто не явится — будет расстрелян».

Все они, около ста тысяч женщин, стариков, детей, явились, и их всех расстреляли. Нет, не всех.

Недавно был у Станислава. Меня впустила в дом маленькая женщина с белокурой косой. Поразили ее глаза — большие, темные, кажется, в них застыл ужас. Потом я все узнал. Ее зовут Муся Чернишенко, она — жена Станислава. Как странно свела их судьба! 29 сентября семнадцатилетняя Муся (тогда она звалась Евой), которую война забросила со старушкой матерью в Киев, брела со всеми в Бабий Яр… Станислав каким-то чудом вырвал девушку из этого страшного потока обреченных людей.

Часто думаю: плохо, что меня не было 29 сентября в Киеве. Мы бы подняли на спасение несчастных всех товарищей-подпольщиков. Теперь оккупантам не удалось бы так подло обмануть киевлян. Наши листовки разоблачают преступные действия фашистов. Да и мы не щадим проклятых гитлеровцев.

Не помню, писал ли уже о группе в Крутах. Смелые люди собрались там. Недавно старый врач П. подсыпал белены в самогон, который потом выпили фашистские солдаты, расквартированные в сельской школе. Солдаты совершенно обалдели от белены. Некоторые из них распрощались с жизнью.

Может быть, в то время, когда Григорий Кочубей писал в своем дневнике о докторе Помазе, в Крутах случилось несчастье: гестаповцы арестовали Александра Березнева, отвезли его в Нежин и там расстреляли во дворе городской тюрьмы.

Беда эта потрясла семью. Иван Васильевич Помаз не выходил из своего кабинета. Часами плакала Анна Тимофеевна. Притихли девочки Леля и Надя…