Николай Иванов - Разговор с незнакомкой

— Из Москвы, Дим.

— И дедушку Ленина видел?

— Видел, Дима, в Мавзолее. Давно, правда, уже…

— И Кремль?

— Конечно.

— А какой он, Кремль, красный?

— Не совсем. Скорее — красно-коричневый. Старинный. И очень красивый. Такого ни в одной стране нет…

И тут что-то защемило мне душу. Да так защемило — чуть не до слез. Было уже когда-то все это. Было… И августовский вечер, и горка бревен у этого же палисадника, и разговор о Москве. Мне тринадцать лет. Я сижу на бревнах и распутываю леску, поджидая Славку.

— Мальчик! — слышу вдруг, кто-то зовет меня от дороги. Поднимаю голову и вижу девчонку. Золотоволосая, стройненькая, в белых носочках, — все это, точно фотография, навек отпечаталось в моих глазах, — она стоит у обочины и рассматривает меня.

— Как тебя зовут? — спрашивает она, подходя ближе.

— Коська…

— А меня — Тамара. А фамилия Евстратова. В школе меня зовут Фридрих Ева. У нас у всех какие-нибудь прозвища. Генку Солдатова например, зовут Генрих Солдат…

— Это где ж?..

— В Москве.

— В Москве-е?!

— Ну да. Я сегодня утром приехала с бабушкой. Мы все каникулы будем здесь. У ее родственников, у Акимовых в общем…

— А не врешь?

— Вот уж! — вспыхнула она.

Я хорошо знал дядю Лешу Акимова, совхозного бригадира, но никогда не предполагал, что к нему может кто-то приехать из самой Москвы.

— Надо же, из Москвы… — потупился я, окончательно запутывая леску.

— Ты «Двух капитанов» читал?

— Не до конца. Сеструха увезла в городскою библиотеку, а в нашей нет. Мировая книжка!

— Ну так я тебе дам, я привезла с собой. А потом будем играть в «двух капитанов», идет?

— Как это играть?

— Я буду Катя, а ты… — она оглядела меня с ног до головы оценивающе, — ну, а ты, само собой, — Саня.

— А Славка?

— Какой еще Славка?

Я кивнул на забор. Там в огороде выкапывал червяков для рыбалки Славка.

— Ну… Славка пусть будет Ромашкой.

— Не-е… он не такой.

— Ну так кем же ему быть? Пусть будет Валей Жуковым. Он животных любит?

— Любит. И цветы он любит сажать, вон, гляди, сколь под окном вырастил…

Так я встретил свою первую любовь. Напрочь была заброшена рыбалка, городки и все остальные мальчишеские забавы. Мы играли в «двух капитанов», мы играли в «дальние страны», в «путешествия», мы разыгрывали необыкновеннейшие приключения в джунглях, благо роща была неподалеку — за озером. Но самое главное — со слов маленькой москвички я впервые узнал и полюбил Москву.

Как же горьки были мои тайные слезы, когда она уехала. В тот день мать, как на грех, увезла меня в город. Надо было покупать обновки к школе. И я не смог даже проститься с нею, записать ее адрес. Не смог я и превозмочь себя, попросить адрес у ее родственников, которые, кстати, вскоре уехали из совхоза.

Где ты, отчаянная златокудрая девчонка, королева моего детства? А ведь ходим сейчас по одним улицам, ездим в одних вагонах метро. И, может быть, очень часто проходим мимо друг друга.

…— А я-то слышу, кто тут беседы беседует… — скрипнув калиткой, со двора вышел дядя Петя, в самотканой старинной рубахе, в мягких хромовых сапогах, в углу рта его дымилась газетная самокрутка. — Димк, ты что же гостя в избу-то не ведешь? А ну пошли-пошли…

Через несколько минут мы сидели в передней, или в горнице, как называют здесь самую большую комнату дома.

Знакомая мне с детства, потемневшая и отполированная временем столешница заставлена закусками. И тетя Клава, мать Славки, казавшаяся когда-то мне самой молодой из наших матерей, а теперь седенькая, похудевшая, все ставит и ставит на стол тарелки, вазы, розетки.

— Ну, будем… — поднимает наконец дядя Петя стакан с темной, настоящего вишневого цвета настойкой.

Мы выпиваем. Тетя Клава, смочив губы, отставляет стаканчик, подперев ладонями подбородок, грустно рассматривает меня.

— Время-то, время мчит… — вздыхает она. — Давно ли вы со Славкой в сараюшке ночевали у нас? Будто вчера… — она тут же спохватывается, пододвигает ко мне тарелки, вазу с пирожками.

— Ты кушай, кушай ты. Счас Юля придет, она за огурчиками пошла на дальний огород, там-то посвежее у нас, мураши. Огурчиков подрежу, ты кушай. — Согнутым мизинцем она убрала из уголка глаза слезинку.

Послышалось, как за окнами резко затормозила машина, и сразу же раздался протяжный трубный сигнал. Тетя Клава поднялась, отодвинула тюлевую занавеску на окне. Но стучали уже в дверь.

— Хозяева! — окликнул через мгновение от порога громкий грудной голос. — Говорят, у вас здесь гость заморский. Подавайте его нам! Да и сами собирайтесь, карета подана…