Николай Иванов - Разговор с незнакомкой

От второй рюмки старик отказался, пояснив, что с молодых лет всегда знал свою норму.

Через час Александр Дмитриевич был в поле. И в тот же день уже вправлял привычный вывих бедра комбайнеру. С тех пор каждое утро он отправлялся за колхозниками на полевой стан. Привыкли к нему быстро. Если не было больных, он вставал за копнитель, а то садился и за штурвал комбайна, как когда-то на целине. Были и вывихи еще за время страды, и переломы, и преждевременные роды, и разное другое, чего теперь уже ко упомнить…

День Победы в этом году выдался солнечным, но ветреным. Ветер отчаянно трепал транспаранты и флаги, тугая материя хлопала по ветру, точно салютуя праздничному дню приглушенными выстрелами.

Александр Дмитриевич стоял возле памятника Пушкину. Стоял и смотрел на людей. Сегодня под памятником встречались не влюбленные. Пришли сюда бывшие солдаты. Все меньше и меньше их, выстоявших войну, битву. Александр Дмитриевич смотрел в их смуглые лица, перечеркнутые глубокими морщинами и шрамами, в ясные, счастливые глаза.

Вскоре был заполнен почти весь сквер за памятником и заняты скамейки. Люди сбивались в кучки, в группы, и все это пребывало в движении, одни лица сменяли другие, компании убывали, но тут же образовывались на их месте новые, где стихийно, а где, как заметил Александр Дмитриевич, под незримым знаком какой-то особой, которую не назовешь ни родственной, ни просто дружеской, близости. Александр Дмитриевич наблюдал за троими, что стояли в нескольких метрах от него, у кромки тротуара. Пожилой подполковник, судя по околышу фуражки, по козырьку, отставник, и двое в цивильной одежде, седые, низкорослые, чем-то похожие друг на друга, обнялись все втроем, замкнув собой невидимый треугольник, и легонько покачиваются, будто дружно напевая что-то вполголоса. Александр Дмитриевич отвлекся на мгновенье, прикуривая сигарету, а когда снова посмотрел на них, в глазах у него вдруг раздвоилось: к троице присоединились еще один подполковник и еще двое в штатском, тоже оба седые. Тут же к ним прибился еще один, сухощавый, со скуластым темным лицом, показавшимся чем-то знакомым Александру Дмитриевичу, с двумя орденами Славы на груди. Шестерка мгновенно взяла его в кольцо, и через секунду-другую он был в воздухе. Троекратно подбросив довольно высоко орденоносца, друзья бережно поставили его на ноги и отставник-подполковник крепко обнял его и расцеловал.

Текли минуты, Александр Дмитриевич не сводил глаз с разросшейся компании во главе с подполковниками и человеком со «Славами» на груди и все пытался припомнить, где мог видеть его. А тот, вразвалочку обойдя друзей, которых было уже не менее полутора десятка, остановился вдруг, многозначительно и зычно кашлянул, отчего все сразу же замерли, и отдал какие-то команды, что-то наподобие «справа по одному» — Александр Дмитриевич не слышал, он мучительно вспоминал. Группа ветеранов моментально, в считанные секунды образовала четкий ровный строй в две шеренги, орденоносец встал чуть в стороне от строя, повернувшись к Александру Дмитриевичу левой щекой, и показал глубокий шрам, рассекший скулу сверху вниз. Александр Дмитриевич сразу же узнал его, удивившись простоте разгадки, и расслабился.

Дядя Вася бросил короткую команду, и строй двинулся с места. Александр Дмитриевич пошел следом. На ходу он вспомнил прошлогоднюю дачу, пристанционную шашлычную, пьяненького дядю Васю, и ему не верилось, что это он идет сейчас впереди, печатая шаг, и что это ему подвластны боевые старые подполковники и седые его однополчане-друзья.

Ровно квартал прошагал строй по тротуару вдоль улицы Горького. Не доходя памятника Долгорукому, повернул налево и остановился у входа в ресторан «Центральный». Дядя Вася скомандовал, и четко, согласно его приказу, справа по одному цепочкой двинулись ветераны мимо швейцара в дверь. А Александр Дмитриевич медленно побрел назад, вверх, к памятнику Пушкину, продолжая думать о дяде Васе, и искренне радовался его воскресению. Вспомнил он и историю, на ходу рассказанную буфетчицей, перед глазами снова встали его ордена, подполковники, тянувшие к дяде Васе руки, и очень захотелось узнать про него все. И написать.

Миновав театральный магазин, он под землей перешел на другую сторону улицы. Остановился в самом начале Тверского, у «Армении», закурил. Окинул взглядом недавно возникшую площадь, расчищенный сквер. Сколько лет уже прошло, а глаза еще не привыкли к отсутствию аптеки, знаменитой шашлычной, прочных, с корнем выкорчеванных вековых особняков в начале бульвара.