Рачия Кочар: Дети большого дома

— Да, страх был всегда. Он такой же древний, как и сам человек. Но он не должен вечно жить в человеке!

Тигран подсунул ветки повыше, чтоб можно было облокотиться об изголовье. Бурденко повернулся на спину, Присел на ветки. Не спавший Кюрегян молча прислушивался к их беседе.

— Был страх, но не должно его быть! — продолжал Аршакян. — Наступит время, когда наши потомки будут свободно жить одним единым обществом, и не будет надобности что-либо отнимать друг у друга. Людям не придет в голову угрожать друг другу, а природа перестанет внушать страх, потому что все будет до конца понятно разуму человека. Слуга страшился могущества господина, слабая страна — нападения могущественной. Не будет ни слуг, ни господ, не будет могущественных И слабых стран! Это время наступит, и я завидую человеку будущего! Но и ему, этому человеку будущего, будет за что благодарить нас… То же самое можно сказать И о чувстве ненависти. Мы сегодня ото всей души ненавидим тех людей, которые стремятся навсегда утвердить насилие на земле. И тот, в ком сильна эта ненависть, кажется нам самым достойным человеком. Но мы и ненавидим ведь именно для того, чтоб наступило время, когда чувство ненависти бесследно исчезнет из человеческого сердца!

Микола молчал, задумавшись над услышанным. Молчали и остальные, думая о будущем. Постепенно все задремали.

От глубокого сна Аршакяна пробудил Бурденко, который осторожно тряс его за плечо.

— Что случилось?

— Говорят, войско проходит, товарищ батальонный комиссар, и будто числа ему нет.

— Какое войско?!

— Да наши! Может, пойдем поглядим?

Поспешно протерев глаза, Аршакян зашагал с Бурденко по направлению к тылу. Прошли около двух километров, штаб полка остался позади. Остановились у заросшего осокой болота. Казалось, перед ними возникла непроницаемая стена. Но стена эта двигалась!

Параллельно Дону шли на юг войска. Не из-за этого ли палили без передышки замаскированные в кустах орудия, не для того ли наполняли воздух неумолчным гулом самолеты, чтобы остался незамеченным подход войск к фронту?

Стоя рядом, молча глядели старые фронтовики. Из блиндажей и землянок выбегали заспанные люди, смотрели, как проходят новые войска. Плотный поток не прерывался. Вслед за пехотой проходили артиллерийские подразделения, затем минометные; с грохотом проходили танковые полки, и снова пехота, артиллерия — и так без конца. Ехали бесчисленные гвардейские минометы, большие грузовые машины, тщательно укрытые брезентом, на рысях прошла конница.

Фронтовикам редко приходилось видеть кавалеристов.

— Говорят, прошли целые кавалерийские дивизии, — негромко сказал кто-то в темноте.

Другой голос отозвался:

— С вечера вот так идут, и нет им конца! А эти вот, глядите, «Иваны Грозные».

Проезжали огромные грузовики, нагруженные, казалось, обыкновенными ящиками.

Значит, это и есть то самое новое оружие, весть о котором неделе две тому назад дошла до окопов, превратившись в какую-то легенду? Рассказывали, будто в громадных, с большой дом, ящиках взлетают в воздух снаряды и летят к фашистским окопам. И на целый километр вокруг места их падения слепнут и глохнут люди.

Каждый солдат на фронте мечтает о каком-либо чуде. Первым чудом была «Катюша», которую увидели в действии в сентябре — октябре прошлого года. Но к «Катюше» уже привыкли. Прослышав же о реактивной установке и узнав о ее внушительном названии, бойцы весело шутили: «Значит, „Катюша“ вроде как бы дочка, а папаша ей — „Иван Грозный“».

Нескончаемо, непрерывно проплывали тяжелые грузовики с огромными ящиками. Вслед за ними мерно шагали пехотные части. Сколько их и куда они идут? Ведь впереди Дон, а в траншеях на его берегу окопавшиеся не по-обычному скученно советские части… И зачем тут конница?

Будь посветлее, наблюдавшие заметили бы новое, необмятое еще обмундирование на проходивших солдатах, свежую краску на стальных касках, глянцевитый блеск на только что вышедших из заводских ворот орудиях и танках, которые пристреливались по условным мишеням лишь во время учебной стрельбы. Теперь же создавалось впечатление, что на берег Дона переброшены войсковые части другого фронта…

Аршакян окликнул одного из шагавших рядом с колонной командиров:

— Товарищ командир, на минуту!

Тот подошел. Аршакян спросил, откуда вдут войска. Разобрав, что с ним говорит кто-то из командного состава, но не видя в полумраке знаков различия, командир отделался «неопределенным» ответом, прозвучавшим весьма многозначительно для фронтовиков: