Яков Лович - Враги

Но толпа не послушалась и пыталась растащить части горевшего аппарата «на память». Страшным взрывом были убиты в толпе 15 человек и 45 покалечены. Это были, главным образом, русские – дети и подростки. Многие из них были разорваны на части.

Вечером 4 февраля, накануне занятия Харбина японскими войсками, часов в восемь, Полунин пришёл в редакцию. Редакция походила на блокгауз: двери были на запорах, окна замкнуты на железные решётки и заложены изнутри толстыми газетными комплектами. Боялись, что большевики, воспользовавшись смутным временем, бросят бомбу в редакцию ненавистной белой газеты.

В кабинете Полунина сидели двое – поэт Смелов и сотрудник Бочков, очень экспансивный, шумный, но славный молодой человек. Полунин сразу заметил, что оба где-то сильно «подкрепились».

– События-то, события, господа! – сказал Полунин. – Что нового? Никто не звонил?

– Какое там новое, – шумно возразил Бочков. – Вот Смелов меня обидел, это важнее. Понимаете, сидели мы сейчас в «Иверии», ели шашлык, Смелов и говорит…

Бочков начал рассказывать какую-то длинную историю.

Полунин не стал слушать и, сев за стол, углубился в работу. Но понемногу стал прислушиваться к разговору Бочкова и Смелова, который сидел сонный, вялый и светлыми своими глазами равнодушно смотрел куда-то мимо Бочкова.

– Вы оскорбили меня, – метался по кабинету Бочков, – а потому должны драться со мной на дуэли. Я вызываю вас!

– Не говорите глупостей, – сонно возражал Смелов. – Я не буду драться с вами на дуэли…

– Но почему? – кричал Бочков. – Почему?

– Не буду, – мямлил Смелов.

– А, понимаю! Вы поручик царской армии, а я только фельдфебель – хотя и лейб-гвардии Финляндского полка. Поэтому?

– Нет. Не потому. Отстаньте.

– А! Я понимаю! Вы потомственный дворянин, а я только крестьянин Харьковской губернии. Гонор, видите ли, не позволяет!

– Нет, не потому. Но драться на дуэли с вами я не буду.

– А, вы – поэт, признанный всей эмиграцией, а я только газетный хроникёр. Поэтому?

– Нет, не поэтому. Отстаньте.

– Но почему?! Почему?! – вне себя от ярости закричал Бочков.

– Я убегу, – сонно пожевал губами Смелов.

Задребезжал телефон. Полунин взял трубку. Говорил знакомый из Нового города. Говорил дрожащим голосом:

– Вдоль Большого проспекта посвистывают пули. Говорят, что японцы подходят со стороны Интендантского разъезда. С рассветом они пойдут в атаку на город.

Полунин повесил трубку.

– Господа! – взволнованно сказал он Смелову и Бочкову. – Японцы у Интендантского разъезда! Завтра они будут в городе. На рассвете атака, бой…

Смелов усмехнулся:

– С кем я не иду сейчас в долю, так это с большевиками. Японцы придут, товарищам невесело будет.

Эта мысль была мыслью всей харбинской эмиграции: с приходом японцев ждали начала энергичной борьбы с большевизмом.

Около десяти часов вечера, когда прекращалось всякое движение по городу, в редакцию неожиданно пришёл японец Отохаси, корреспондент большой осакской газеты.

Появление японца ночью, когда и русские опасались высовывать нос на улицу, поразило всех в редакции и испугало. В это тревожное время, когда в городе была масса китайских войск, готовящихся отражать японские атаки, такой визит мог кончиться очень печально и для Отохаси, и для состава ночующих в редакции сотрудников, если бы китайцы узнали об этом.

Полунин позвонил редактору по телефону и сообщил, что в редакции находится японец.

– Попросите его уйти. Вызовите машину и отправьте его в японский район. Иначе китайцы вас всех, вместе с ним, перебьют. Мы находимся почти в осаждённом городе. Он должен понимать это.

Отохаси хорошо говорил по-русски. Полунин передал ему всё, что сказал редактор. Японец усмехнулся.

– Ну, что ж, я уйду. Но если китайцы меня убьют на улице, это останется на ответственности вашей газеты. Едва ли это можно назвать хорошим гостеприимством.

Положение создавалось пренеприятное. Полунин снова позвонил редактору:

– Мы не можем отправить Отохаси на смерть: его убьют на улице.

– А если и вас убьют вместе с ним?

– Если будет опасность, мы его спрячем. Я не могу его выпроводить на улицу, на гибель.

– Ну, как знаете. Будьте осторожны.

Опасность была в том, что среди служащих типографии были китайцы, которые, увидя японца, могли донести в штаб Дын Чао, и тогда была возможна трагедия. Полунин спрятал Отохаси в самую заднюю комнату и просил его не выходить оттуда.