Эрик Шабаев - Друг другу вслед

Люди хмурились, качали головой.

— Эва, чехи! — крикнул молодой солдат, и пассажиры кинулись к окнам. На запасных путях зеленели длинные вереницы классных вагонов, около них разгуливали группами рослые молодцы в пепельно-серых австрийских кепи и шинелях, в тупоносых, на толстой подошве, ботинках.

— Куда они теперь? — тихо, точно в полусне, спросила женщина у Игната.

— На Дальний Восток, чтоб морем до дому.

— Истосковались, поди?..

— Само собой, девка. Плен есть плен, — сказал пожилой солдат, с интересом оглядывая Игната. — На Дутова, по мандату военной коллегии, товарищ?

— Угадал, — скупо улыбнулся тот.

— И мы туда же с хлопцами. Всем, понимаешь, взводом… — солдат выколотил трубку, озабоченно молвил: — Эй, ребята, кто за кипятком? Пронягин, кажись, твой черед? Беги, а мы слегка подчембуримся.

Солдаты с криками выпрыгивали из вагона, умывались, охая, до красноты терли лица. Потом поправляли на себе подсумки, с беспокойством глядели на еле заметный дымок паровоза.

— Смена бригад, — заметил кто-то. — Считай дотемна.

— Этак и Дутова провороним запросто…

— Дай срок, столкнемся. А вот и Пронягин!

Через несколько минут огромный чайник стоял посреди нар, и служивые, пригласив за компанию молодку, парня в кепке и Игната, звучно прихлебывали из оловянных кружек пустой кипяток. Игнат вынул из чемодана полбуханки хлеба, свой двухнедельный паек, пару вобл.

— Дели на всех, ребята. Хоть раз, но поедим.

— Ты шуточки-то оставь, — сказал взводный. — До Уфы еще ехать и ехать, а ты…

— Дели без разговоров!

Сидя в тесном кругу солдат, Игнат с какой-то особенной силой ощутил незримые нити, связывающие его с этими людьми. И пусть на нем топорщилась новенькая шинель, остро покалывающая подбородок, а их справа успела повидать разные виды, пропитаться пороховым дымом, потом и кровью, — главное было в другом: и они, и он ехали, озаренные одной и той же думкой, бороться против одного и того же волка о двух ногах…

В одну из кромешно-темных ночей пересекли Волгу, и снова пошли задержки на станциях и полустанках, снова смена паровозных бригад, и забор топлива с водой отнимали многие часы… За окном плыли продолговатые лысые взгорки, поля, цепочки деревенских изб, леса и перелески, и в упор — чуть наискось — било густо-красное солнце.

Только на исходе седьмых суток поезд наконец добрался до Уфы.

Побывав у губернского военного комиссара, Игнат выехал в Богоявленск.

От переправы через Белую дорога свернула к горам. Издали они казались одной непрерывной темно-синей грядой, но чем ближе к ним подъезжали, тем яснее проступали гребни, одетые первым зеленым пухом, открывались глубокие пади, и по их склонам густо сходили вниз липы с вязами, кое-где вбегая в черную, окутанную маревом пашню.

Возница, маленький старичок, показал кнутовищем налево.

— Гора Соленая, а под ней Высокое поле. И впрямь, будто на цыпочках стоит. Раньше им заводчик Пашков владел, теперь — мы… — Он почмокал губами, погоняя кобылу. — А места наши знаменитые. К иконе Табынской божьей матери за двести — триста верст идут на поклон… Одно слово — Богоявленск. Ну, а если попросту говорить — Усолка, по имени реки.

Нестеров с тревогой смотрел вперед, что там стряслось, какая беда? Громко и часто, как на пожаре, бил колокол, сыпала длинная пулеметная очередь, по нагорным улицам торопился народ.

— Сбор дружины, всего-навсего, — успокоил возница. — Так заведено Калмыковым: дважды на неделе — в строй.

— Что он за человек?

— Ты о Михал Васильиче? У-у-у! До германской в мастерах был, теперь главком. Стратиг военный, каких мало.

Миновав кирпичные заводские постройки, телега остановилась. Дальше проезда не было: дорогу вплоть до моста запрудили вереницы подвод. Возле белого, в два этажа дома колыхалась толпа.

Старик-возница соскочил наземь, перемолвился с часовыми.

— А ты прав, — сказал он, — сбор не простой. На атамана едет отряд, за полгода в третий раз. Экая силища!

К штабу дружины через мост подваливали конные и пешие боевики. Те, что постарше, вынимали кисеты, присев под вязами, закуривали. Молодые подчеркнуто весело переговаривались с набежавшими на звон колокола бабами и девками. У ворот кавалеристы затеяли пляс: длинный парень ходил колесом по кругу, и мелькали перед глазами красные гусарские, — видно, еще отцовские или дедовские — чикчиры да русый, волнами, чуб. Но вот из дому вылетел маленький, круглолицый парнишка с карабином за спиной, и шум стих.