Он зашагал к переправе, приглашая последовать за собой командира и водителей, объяснил на ходу свою идею.
— Лодки свяжем дополнительными тросами — они на каждой установке имеются. Укрепим сваями съезд и выезд, самые опасные места на стремнине. Разрядим машины, а без эрэсов я проскочу по этим мосткам за милую душу. Только бы скорость набрать как следует.
Идея Шутову понравилась, но он все же засомневался, выполнима ли она. Саперы набили на лодки все доски, которые у них были, по колее получилось почти один к одному с шириною колес. Чуть вильнул рулем водитель, и купания не миновать. А это задержка уже не на час и не на два. Но и другого выхода нет. Переправа — единственная.
— Как думаешь? — повернулся подполковник к командиру дивизиона. — Справится Захарченко?
Тот неуверенно покрутил головой:
— Не знаю. Надо попробовать.
— Ну, что же, — принял решение Шутов. — Пробуйте, Захарченко.
— Есть, — расплылся радостью сержант и поспешил к однорукому капитану, показывать, где нужно забить под настилом дополнительные сваи, чтобы, упираясь в грунт, они понадежнее держали и лодки, и расстеленные на них доски моста.
На реке закипела работа. Но буквально через несколько минут чей-то пронзительный голос крикнул:
— Мины!
Шутов бросил взгляд вверх по течению и увидел: из-за поворота выплыли, покачивая усиками на серой глади воды, черные бокастые немецкие мины. Он сразу же понял: в двух километрах выше понтонного моста проходила линия обороны гитлеровцев. И те, видимо догадываясь, что русские будут организовывать на реке переправу, постарались предупредить ее, сорвать сосредоточение техники на плацдарме.
— Майор Кондрашов, — приказал он. — Займитесь минами.
Командир дивизиона стащил с плеча автомат, побежал к берегу, отдавая на ходу короткие, быстрые распоряжения.
В мертвой тишине, которая установилась над рекой при виде фашистских мин, звонко треснули автоматные очереди. Фонтанчики брызг запрыгали по воде, все ближе и ближе подбираясь к усатым бочонкам, и два мощных всплеска, один за другим, почти рядом с мостом, подбросили вверх две волны, раскачали, как качели, утлые лодки понтонов, заскрежетали их тонкими бортами, металлическими скобами.
Но мост устоял. А сержант Захарченко, разрядив с расчетом свою установку, уже подъезжал к переправе.
— Разрешите?
Он высунулся из кабины и, обращаясь к Шутову, спросил:
— Разрешите, товарищ подполковник, дать немного назад, на горку, чтобы набрать побольше скорость.
Офицеры отошли в сторону, чтобы освободить ему проезд.
«Кого же он мне напоминает?» — вгляделся в лицо сержанта командир полка, но ответа не находил.
Из-за леса на бреющем полете выскочили три «мессершмитта», пронеслись над самой переправой. Один из них, несмотря на затарахтевшие, тут же спаренные крупнокалиберные зенитные пулеметы, развернулся и свечой пошел вверх, чтобы набрать высоту, и как коршуну ринуться из-под облаков на деревянный мост, обрушить на него весь свой боезапас. Два других проскочили дальше, но, судя по нарастающему гулу моторов, тоже развернулись, начали заходить в атаку.
Первому «мессеру» вернуться не удалось. У самых туч его нагнала пулеметная очередь и, вспыхнув белопенным разрывом, он прямо на глазах у восхищенных солдат стал разваливаться, рассыпаться на куски. А наперерез оставшимся спешили краснозвездные «ястребки». Закрутилась над рекой карусель воздушного боя. Наблюдать за ним Шутову было некогда.
— Вперед, Захарченко! — махнул он рукой.
«Студебеккер» попятился назад, словно рак, взбираясь кормой на скользкий и крутой подъем дороги, а затем остановился, подрагивая и покачиваясь в стороны, сдерживаемый силой тормозов, и вдруг пулей полетел к мосту, разбрызгивая по сторонам грязную жижу.
Доски настила запрыгали за ним, как клавиши аккордеона, утопленные сильной и быстрой, виртуозной рукой. Понтоны только брякнули на стыках.
Увлеченные воздушным боем, расстреливая плывущие по реке мины, солдаты не успели заметить, что боевая установка уже на противоположном берегу, а сержант Захарченко бежал по щербатому настилу назад и все его лицо светилось спокойным достоинством уверенного в себе, в своем мастерстве человека.
«Сержант Добрыдень! Тезка — Петро Добрыдень!» — словно обожгла Шутова догадка.
Так вот кого напомнил ему сержант Захарченко! Больше трех лет прошло с тех дней, с финской войны, а смекалка, истинное ратное мастерство не забываются. Где сейчас добродушный увалень-сержант? Жив ли? Опять строит мосты, прокладывает дороги, ставит минные поля? Или погиб смертью героя, как погибли уже многие и многие замечательные люди, которых Петр успел узнать и полюбить, кто навек поселился в его сердце. Может, слышал о нем однорукий сапер-капитан? Хотя откуда, фронт велик. Саперов — тысячи. Правда, такого, как Добрыдень, нельзя не запомнить. «Спрошу у комбата об этом позже», — решил Шутов.
Читать дальше