Виктор Литовкин - Удержать высоту

Илларионов улыбнулся:

— Так это же не буквально.

— Знаю, что не буквально. Но очень близко к сути названия, как все на Смоленщине. Народ наш просто так имя ничему не давал. Как прилепит, так прилепит.

Майор ткнул рукой за гребень холма:

— Впереди у нас переправа через реку Касплю. Слышал, как солдаты ее окрестили?

— Слышал.

— Вот-вот. Не в бровь, а в глаз. Но мне от этого не легче. В 14.00 дивизион должен быть на том берегу, а еще до этого тащиться и тащиться… Даже на связь с командиром полка боюсь выходить. Спросит, где нахожусь, стыдно признаться — в грязи буксую…

Кондрашов оглянулся на растянувшуюся по дороге колонну, на облепленные мокрыми пятнами брызг, ошметками грязи брезентовые чехлы установок. Натужно ревя моторами, лязгая и гремя намотанными на колеса цепями, боевые машины с трудом вскарабкивались на пригорок, как бы замирали на нем, словно для передышки, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, собраться с силами, а затем исчезали за гребнем, будто скатывались по склону вниз, к поблескивающей вдалеке среди деревьев стальной ленте реки. Одна из установок, разорвав дивизион на две неравные части, не удержалась на осклизлом подъеме, поползла в кювет и застряла там.

— Эх ты, черт возьми, — ругнулся Кондрашов. — Это как раз твой Макогон, один из тех, кому ты собираешься вручать комсомольский билет… Набрали молодежь, теперь мучайся с ними…

— А ты куда?! Ну, куда?! — закричал он, увидев, как другой «студебеккер» развернулся поперек дороги, закрыв проезд остальным, а его водитель, выскочив из кабины, начал разматывать лебедку, чтобы помочь попавшему в беду товарищу.

Майор повернул жеребца, поскакал вниз, к намечающейся пробке.

Лейтенант Илларионов, выехав на обочину, тоже послал своего коня туда, где Кондрашов, не переставая ругаться, растаскивал затор. Майор приказал водителю второго «студебеккера» не отрываться от колонны, а сам, направив машины в объезд застрявшей в кювете установки, начал организовывать ее эвакуацию. Пригнал из технического замыкания пару гусеничных тягачей с жесткими сцепками. Поднял с сидений за кабиной водителя дремлющих там орудийных номеров, которые даже не заметили, что чуть не перевернулись вместе с автомобилем. Поставил им задачу рубить ваги, ветви, подкапывать землю под колесами, чтобы помочь рядовому Макогону вывести «катюшу» на твердый грунт…

Они прибыли к реке, когда весь дивизион уже сосредоточился в небольшой рощице на ее берегу, а саперы заканчивали наводить переправу.

Кондрашов подъехал к ней поближе и чуть было не схватился за голову от досады.

Переправа представляла собой ряд утлых плоскодонных лодок, скрепленных между бортами металлическими крючьями, поверх которых были проложены истертые многими шинами и траками щербатые доски настила. «Виллис», «эмка», другие легковушки прошли бы по такому мосту запросто. Полуторки с пехотой, пожалуй, тоже. Но тяжелые «студебеккеры» с грузом ракет на направляющих не проедут ни за что. Это майор понял сразу, едва бросил взгляд на вздрагивающую на каждой волне, танцующую на воде хрупкую ленту понтонов.

— Ты что, издеваешься? — подлетел он к командиру инженерно-саперного батальона. — Да на такой мост не то что боевую установку — козу без привязи пустить нельзя.

Маленький пожилой капитан со сморщенным, как печеное яблоко, лицом и пустым рукавом, заправленным под ремень шинели, потупил усталый взгляд:

— Прости, земляк. Чем богат… Настила мы еще добавим, укрепим сваями съезд… А лодки, сам видишь, — какие есть. Больше взять их мне негде. Рожать я не умею.

Кондрашов зло чертыхнулся. Но костерить саперного капитана не стал, чувствовал — бесполезно. Лодок тот действительно не родит. Что же делать?

— Товарищ майор, вас командир полка вызывает, — услышал он голос сержанта Козловского.

Радист протягивал ему гарнитуру.

— Нахожусь в квадрате «14–17», — доложил Шутову Кондрашов. — Перед «гармошкой» (так в кодовой таблице обозначалась понтонно-мостовая переправа). Почему не вышел на «огород»? (На огневую.) «Гармошка» никуда не годится, «гопака» нашего не выдержит.

Его ответ подполковника не удовлетворил. Козловский заметил, как поскучнело лицо майора, потемнело еще больше, и на все слова командира полка он отвечал только по-уставному коротко и односложно: «Так точно», «Есть». Вернув наушники радисту, широко развел руки и с силой хлопнул себя по бокам:

— Так я и знал.

Кондрашов поднял на Илларионова обиженные глаза.