Смеркалось. Начальник штаба бригады майор Сафонов чиркнул спичкой, поднес ее к стеклу «летучей мыши», чтобы прибавить света в блиндаже, куда солнце уже еле пробивалось через узкую и длинную щель амбразуры, как кто-то из часовых закричал испуганным голосом:
— Фрицы!
Офицеры бросились к амбразуре.
От первых траншей, перерезавших дорогу, спотыкаясь и падая на мокрой траве, растерянно оглядываясь по сторонам, бежали солдаты. А метрах в ста пятидесяти от них, покачиваясь на рытвинах, даже не обращая внимания на это беспорядочное отступление, не сделав ни одного выстрела, невозмутимо накатывались на наши окопы вражеские танки, выставив вперед, словно всадники копья, стволы молчащих пушек.
Черные зрачки орудийных отверстий слегка покачивались. И казалось, они следят за тобой, пристально и неотвратимо, готовые в любую секунду выплеснуть именно на тебя сгусток слепящего, смертельного огня.
Кто стоял лицом к лицу против танков, знает, как невыносимо тяжел этот холодящий сердце, немигающий взгляд тупорылой танковой пушки. Как выматывает он душу. Как не просто выдержать его, не отвести глаз, не дрогнуть.
Майор Сафонов выскочил из блиндажа и, выхватив из кобуры пистолет, помчался навстречу пехотинцам, распахнув руки и отчаянно матерясь:
— Стой! Назад! Стрелять буду!
Громыхнул пистолетный выстрел. Но солдаты словно и не слышали его и крика майора. Все так же медленно пятились в глубину опорного пункта, оглядываясь и спотыкаясь, будто в бреду.
Сафонов подхватил брошенный кем-то станковый пулемет, прижал его к животу, выставив вверх, в небо, раструб ствола. Длинная, грохочущая, как стальной прут по пустому оцинкованному ведру, очередь вмиг отрезвила бойцов.
Их скученные группки остановились. Кто-то плюхнулся на землю, кто-то начал занимать ближайшие окопы, а остальные, вдруг очнувшись, как после гипноза, повернули назад, навстречу фашистским танкам. Побежали к оставленным траншеям.
— За Родину! За мной! — вел их за собой майор, непрерывно стреляя из пулемета. Но теперь не в воздух, а по наступающим гитлеровцам.
Встречная очередь скосила его. Он падал на землю, устремившись грудью вперед, на врага, как будто еще продолжал переставлять ноги, звать за собой солдат. Станковый пулемет подхватили, понесли дальше, продолжая стрелять из него, скликая под его гордый орлиный клекот обретших мужество бойцов.
Минутное замешательство прошло.
Офицеры бригады овладели ситуацией. Штабной блиндаж опустел. Все разбежались по своим батальонам, ротам и батареям. Захлопали «дивизионки», заныли минометы. Первые разрывы всколыхнули землю между наступающими танками и самоходками.
Те не остались в долгу. С коротких остановок открыли беглый ответный огонь, сотрясая и круша землянки, дзоты, блиндажи, засыпая глиной, песком окопы. Их бронированная лавина с каждой минутой приближалась все ближе. А за ней, развернувшись в сторону дороги, стремительно уходила по грунтовке в рамушевский коридор другая, словно под прикрытием первой.
«Так вот какую фортель выкинули фрицы, — догадался Шутов и вспомнил старшего лейтенанта Цыпанова. — Не зря у тебя, Саша, болело за это сердце».
Остановить обе лавины наличными силами бригады, понимал подполковник, практически невозможно. Видимо, гитлеровцы именно на это и рассчитывали. Разведка у них поставлена здорово. Да и методический долбеж бомбами и снарядами сделал свое подлое дело. Вот почему они не проводили перед наступлением артподготовку, не хотели настораживать, привлекать к высоте наши дополнительные силы, надеялись на внезапность и наглость прорыва. А о реактивном дивизионе, оставленном в резерве, конечно, и не помышляли.
И все-таки застигли нас врасплох. Помочь пехоте, дать залп по накатывающейся на окопы лавине и по прорывающимся частям сейчас очень и очень трудно. Все равно что вызвать огонь на себя.
Слишком мало расстояние. Можно зацепить своих. Требуется ювелирная работа. И без пристрелки. На нее не осталось времени. Как захотелось Шутову оказаться сейчас на высоте 48,5! Но это было неосуществимо.
— Кто вместо тебя на огневой? — взглянул подполковник на командира 252-го дивизиона.
— Начальник штаба капитан Козлов.
— А связь у нас с ним только через Цыпанова, — скорее фиксируя, чем спрашивая, негромко проговорил командир полка.
— Да.
— Вызывай НП, — приказал Шутов телефонисту. И когда сержант Волынкин доложил, что старший лейтенант на линии, скомандовал ровным, спокойным, может быть, слишком спокойным для такой обстановки голосом: — Передай на огневую, Цыпанов… Участок 21… Прицел меньше 2… Стрелять батареей… Залпом… Огонь!
Читать дальше