Олег Меркулов - Ради тебя

В глубине двора под навесом во всю его длину стояли впритык столы. Столы были покрыты простынями. На них под салфетками лежали инструменты, блестели никелем боксы с тампонами, стояли под марлей бобовидные чашки и банки с мазями.

У столов на табуретках сидели раненые. Возле них, как парикмахеры над клиентами, колдовали сестры. Они сматывали заскорузлые бинты, обмывали, готовя для хирургов, раны и перевязывали обработанных. Свежие повязки в тени навеса были ослепительны, особенно на грязных головах.

Держа руки в перчатках перед собой, хирурги переходили от табуретки к табуретке, работали инструментами и диктовали писарю: «Пулевое проникающее ранение правой ключицы… Множественное осколочное ранение стопы. Касательное ножевое ранение шеи…» Раненые тревожно следили за пинцетами и зондами, морщились и ерзали, когда из них добывали осколки и пули, и вытирали лбы, когда пуля или осколок, цокнув, падали в таз. Через секунду они говорили: «Доктор, гляньте еще разок, не осталось ли там чего…» Подправив скальпелем или ножницами рану так, чтобы она заживала быстрей, хирурги командовали сестрам: «Давящую повязку… Пращевидную… На полчаса жгут». Хирургов было трое, а табуреток больше десяти, и хирурги работали вовсю.

С крайней табуретки встал грузный, в летах, солдат. Поддерживая правой рукой левую, прибинтованную, как кукла, к железной шине, солдат пошевелил пальцами с темной полоской под ногтями. Пальцы двигались. Солдат хрипло засмеялся, отнес к столу писаря автомат и швырнул его в общую кучку. Потом он снял ремень и, взяв за пряжку, слегка тряхнул его. Магазины, гранатная сумка и лопатка соскользнули с ремня на землю. Носком сапога солдат затолкнул их под стол и положил перед писарем свою книжку.

— Отметь, что все сдано.

Пока писарь делал отметку, солдат застегнул ремень в пряжку, повесил его на шею и всунул в лямку раненую руку.

Писарь подал ему книжку.

— Вон твоя команда.

Солдат спрятал книжку в карман.

— Плевал я на команду. Мне до дома пятнадцать верст.

— Что? — вроде бы не понимая, переспросил писарь.

— Пусть идет, — сказал короткий и толстый, как бочка, хирург в пенсне. — Все равно сбежит из команды. — Хирург был прав: весь вид солдата говорил, что он будет последним дураком, если не сбежит. — В его деревне ППГ. Там долечат.

— Историю болезни возьми, фефёла! — крикнул писарь, когда солдат зашагал к воротам.

Солдат вернулся.

— Давай.

Писарь искал его историю.

— Так одурел от радости, что и продаттестат ему не нужен.

Солдат сунул историю за голенище и пошел со двора школы.

Они подвели танкиста к табуретке. Танкист сел.

— Попить бы.

Игорь отстегнул от ремня флягу, отвинтил пробку и приставил флягу к его губам.

— Свежая.

Танкист пил, наклоняя флягу тыльной стороной забинтованных ладоней.

— Товарищ на крайней табуретке, ваша фамилия, имя и отчество? — громко спросил писарь.

— Вас, — подсказал Игорь.

— Матвеев Вадим Николаевич.

— Год рождения?

— Двадцать второй.

— Звание?

Танкист не ответил, а повалился набок.

Игорь успел его поддержать.

— Дать еще воды?

Танкист мычал что-то неопределенное.

— Держи его, — сказала сестра.

Он сунул шмайсер под табуретку и взял осторожно и крепко танкиста под мышки — там тело не было обожжено.

Сестра поднесла танкисту под нос пузырек с нашатырным спиртом.

— Вдохните. Еще, еще. Сейчас лучше?

Танкист тряс забинтованной головой и медленно и глубоко дышал.

— Вроде лучше. Только круги перед глазами.

Сестра стала сматывать с него бинты.

— Я быстро. Потерпите.

Писарь повторил:

— Звание?

Игорь приподнял оборванный комбинезон, чтобы увидеть погон, и ответил за танкиста.

— Старший лейтенант.

— Должность?

— Командир роты, — ответил танкист.

Сестра смотала бинты и позвала:

— Аркадий Васильевич!

Пришел толстый веселый хирург и начал диктовать:

— Ожоги первой, второй и третьей степени лица, спины, груди и рук…

— Вы не ранены?

— Нет, ответил танкист.

— Как зрение?

— Ничего. Когда нет кругов.

Хирург показал на машину на улице, видную через двор.

— Какой номер?.

— 26–42.

— Промойте как следует, мазь Вишневского, свободную повязку, морфий и — в офицерскую, — сказал хирург сестре и пошел к солдату, который сидел через две табуретки, доставать осколки из плеча и лопатки.

Сестра макала в бобовидную чашку большие марлевые салфетки, слегка отжимала жидкую желтую мазь и пеленала в них танкиста. Танкист время от времени тряс головой, прогоняя, наверно, круги, но кряхтел все тише и реже.