Олег Меркулов - Ради тебя

— Не знаю. Об этом меня все время спрашивали в тылу.

— Да? Спрашивали? — рассеянно переспросила сестра. Она была в том далеком времени, когда училась в своем медицинском техникуме, держала первое место по плаванию, бегала на танцы и, конечно, не думала, что ей придется ходить в погонах, отстреливаться от макаронников, перевязывать штыковые раны и что она научится курить и командовать Мафусаилом, похожим на злодея-басмача из кино.

Сестра надела гимнастерку и ремень и, заглядывая в карманное зеркальце, причесалась. Ее короткие, слегка влажные волосы, легли плотно и красиво.

Мафусаил принес чай и полную миску вермишели, залитой соусом с кусочками мяса.

— Ты бы все-таки поела, — сказал Игорь. — На чае далеко не уедешь.

Они сидели напротив, за голым столом. Между ними была только миска. Сестра поковырялась в вермишели и положила ложку.

— Не могу. Все пресное. Сейчас бы жареных баклажанов.

Он налил ей чаю.

— Хорошо бы.

Сестра, прихлебывая чай, грела руки о кружку.

— Почему ты спросил о теннисе? Это она играет в теннис?

— Кто она?

— Ну… твоя, там — в отпуску.

— Да.

— Повезло тебе с отпуском.

— Да.

— Ты ее любишь?..

Он взял вторую ложку и попробовал вермишель.

— Зря не ешь. Вкусно.

— Ешь. Она, наверно, красивая?

— Да.

— Ты тоже… картиночка! Только таких на плакатах не увидишь. На плакатах все Васи-васильки — кудрявенькие ясноглазые, а у тебя в глазах лед. Ну и что?

— Что «ну и что»?

— Как вы там?

— Где?

— Не приставляйся. В отпуску.

— Если ты выпьешь, может, пойдет вермишель?

— Это кто там предлагает выпить? — В дверях, придерживая полог локтем, стоял хирург. — Я — «за»! Мафусаил!

Мафусаил развязал на рукавах и на спине хирурга тесемки, стянул халат и осторожно, чтобы не вымазаться в крови, свернул его и ушел.

Хирург скомандовал сестре: — Полкружки! Накрой чайник, чтобы не остыл! — ткнул пальцем в Игоря: — Ты не уходи — не люблю пить один! — и ушел мыть руки.

Сестра достала из тумбочки бутылку со спиртом, налила полкружки, а воду, чтобы разбавлять, принес хирург. Хирург выпил спирт, съел две трети вермишели, выпил кружку чаю и, не докурив папиросы, уснул, уронив свою большую голову на руки.

Они встали из-за стола. Он надел вещмешок, сестра подала ему шмайсер.

— Если ранят, старайся попасть к нам.

Он повесил шмайсер на плечо.

— Ладно.

— Может, ты все это красиво врешь?

— Что?

— Что женат.

— Нет, не вру. Ложись спать.

— Ложусь.

— Пока.

— Пока.

Когда он вышел из палатки, на улице накрапывал дождь.

Бригада стояла в том же не густом, но высоком лесу. До фронта отсюда было километров тридцать, и жизнь шла как на формировке в тылу: коптили полевые кухни, перед землянкой-гауптвахтой скучал часовой, до обеда солдаты слушали информации и лекции политруков, и занимались с офицерами тактикой и огневой подготовкой. После обеда они чистили оружие, шли на работы, спали, убивали время до ужина, кто как мог.

Когда он проходил мимо штабного шалаша, ротный, помахав ему, позвал:

— Эй, пропавший! Прибыл? А я хотел доложить о тебе в «Смерш». Мол, у нас дезертировал Кедров.

Ротный, конечно, говорил это просто так. Ротный у них был не из тех, кто, чуть что, сразу же идет в «Смерш». С этим ротным им даже повезло. Из всех шести или семи ротных, которые сменились за эти два года — одних убило, другие не вернулись из госпиталей, — этот был самый лучший. Он не придирался к мелочам, вроде того, чтобы скатки у всех были похожи одна на другую, не сгонял сто потов на занятиях и не позволял взводным делать это, а к старым солдатам относился по-товарищески. Может быть, все это было потому, что ротному самому было двадцать пять. И ротный еще был смелым парнем. Говорили, что в той части, откуда через госпиталь он попал к ним, его представляли к Герою, но почему-то не утвердили.

— Прибыл, товарищ старший лейтенант.

Ротный поправил новенькую фуражку, сдвинув ее слегка на сторону, одернул складки гимнастерки за спину, полюбовался начищенными сапогами и насмешливо подмигнул:

— В общем, теперь есть и наш человек в штабе. Если в роте будут неприятности, замолвишь за нас словечко генералу?

— Замолвлю, товарищ старший лейтенант, — пообещал он в том же тоне.

— Договорились. — Ротный передвинул фуражку на другую сторону. — А теперь — к своим. Левое плечо вперед, марш!

Первым он увидел Бадягу. Босой Бадяга лежал возле шалаша и лениво чесал большим пальцем ноги подошву другой. Лицо у Бадяги было помятое, он только что вылез из шалаша, а до этого напропалую спал.