Пётр Селезнёв - Южный крест

В комнате, которая оказалась не такой уж и большой, стоял тяжелый болезненный храп, кто-то в бреду громко кричал, командовал: «Фойер! Фойер!» Рядом тихо плакали и стонали:

— Бог мой, бог мой…

Хлопала, отворялась и затворялась дверь, кого-то вносили, кого-то выносили.. Через Гофмана перешагивали, наступали прямо на него, а он ничего не чувствовал — жил бредовыми видениями в горячечном, беспробудном сне. Вместе с Гейнцем Упицем они поднимают телеграфный столб: один конец опустили в яму, другой поднимают. Столб огромный, тяжеленный, сейчас упадет и придавит. Надо удержать его во что бы то ни стало. «Гейнц! — кричит Гофман. — Держи, не бросай! Это тебя наградили, это твой крест!»

Ну да, это не телеграфный столб, это могильный крест. Вот он уже стоит — большой, черный, страшный. От него разит карболкой, на крестовине полощется рваное солдатское одеяло. На могильном холмике валяется жестяной указатель: «Stalingrad — 15 km». Рядом лежит мертвый Гейнц. И еще лежат. Много, вповалку. Кругом, сколько хватает глаз, лежат мертвые солдаты. А вон идут. Степенно, важно, горделиво… Идут с чемоданами. Только идут не солдаты — генералы. Идут по трупам, равняют шаг. Гофману жутко. Гофману больно, потому что наступают прямо на него; он чувствует гвозди на чужих подошвах, слышит бранные голоса. Кто-то кричит громко:

— Тифозных мы не принимаем!

В открытую дверь тянуло холодом, пробивалась мутная синь. Рассветало. Гейнц Упиц стонал, бормотал несвязное. Надо устроить его на койку, тогда он попадет к врачу. Тогда у него будет шанс…

Рядом остановились двое, на них были клеенчатые фартуки. Санитары. Гофман поднялся:

— Я привел раненого героя. Его только что наградили Железным крестом.

Один санитар сказал:

— Теперь всех награждают.

— Это настоящий герой. Его наградил сам командующий.

— Всех награждает командующий!

— У меня есть бумага, устройте парня на койку.

Другой санитар отмахнулся:

— Свободных мест нет.

Гофман понял: надо по-другому.

— Ребята, — сказал он, — вот все, что у меня есть, — снял с пальца золотое обручальное кольцо, протянул: — Возьмите. Я думаю, вы сумеете найти свободную койку.

Санитар взял кольцо, взвесил на ладони. Другой усомнился:

— Может быть, оно бронзовое?

Гофман заверил:

— Куплено в тридцать втором году.

Санитары скрылись за дверью. Наверно, там была палата.

Через минуту они вышли с носилками, гнулись, горбились под тяжестью. А вслед им кричали:

— Куда вы его? Он еще живой!

Санитар, что шел впереди, ответил:

— Нет, он уже мертвый.

— Не смейте! Он живой! Куда вы понесли его?

Все тот же санитар повторил:

— Нет, он уже мертвый.

Возле Гофмана кто-то поднялся и сел. Проводил взглядом санитаров с носилками и засмеялся — деревянно, бессмысленно, полоумно.

Потом Гейнца Упица положили на носилки. Гофману сказали:

— Ты уходи. Каждое утро приходят жандармы. Если находят здоровых, отдают под трибунал. Приговор приводят в исполнение в тот же день.

Гейнца Упица унесли. Гофман вышел на мороз.

Паулюс сидел за столом прямо, как будто в самом деле проглотил аршин. Перед ним стоял генерал Хубе. А на столе — белый лист — советский ультиматум. Лицо командующего было скорбное, потухшие глаза полузакрыты. Он не смотрит на стол, но все равно видит строчки. Они стоят перед глазами:

«Ввиду вашего безнадежного положения и бессмысленности дальнейшего сопротивления…»

Да, да… Безнадежно и бессмысленно. Верховное Главнокомандование Красной Армии предлагает прекратить сопротивление и и сдаться организованно.

«Ваш ответ ожидается с пятнадцати часов ноль-ноль минут по московскому времени девятого января тысяча девятьсот сорок третьего года в письменном виде через лично Вами назначенного представителя, которому надлежит ехать в легковой машине с белым флагом по дороге разъезд Конный — ст. Котлубань».

На погоне у Паулюса прибавилась звездочка. Неделю назад ему присвоили звание генерал-полковника. Сейчас ему кажется, не будь генерал-полковником, капитулировал бы. Но его обязали. И он принял это обязательство.

Черные буквы вырастают и лопаются, точно взрываются:

«При отклонении вами капитуляции предупреждаем…»

Чем все это кончится?

«…войска Красной Армии и Красного Воздушного Флота будут вынуждены вести дело на уничтожение окруженных германских войск, а за их уничтожение Вы будете нести ответственность».