Владимир Козловский - Ищу свою звезду

Наша эскадрилья только что перешла (теперь всего лишь мнимую) линию фронта. Вдруг слева от нас, почти на параллельном курсе, показалась армада мощных, незнакомых нам самолетов. Из одного в небо брызнула трасса пуль, затем вторая, третья. И в тот же миг наши «яки» свечами взмыли вверх и бросились в боевую атаку. Голос флаг-штурмана оборвал их ретивый порыв.

— Отставить атаку! — закричал майор Ярцев. — Ни единого выстрела! Это же наши союзники…

— Так они же стреляют! — огрызнулся чей-то полумальчишеский возглас.

— Не по тебе же, — поправил майор. — А в небо. Наверное, нам салютуют.

Мы и сами уже видели, как, качая крыльями, приветствовали нас американские летчики. Мы ответили им тем же.

…Утром командир Дымов, я и наш бортмеханик Шплинт (так прозвали Валю Шапиро за подвижность и маленький рост) шагали по полю аэродрома венгерского города Секешвары к столовой. Над входом в медпункт в соседстве с нашим красным крестом мы заметили небольшой американский флажок.

— Похоже, к нам союзники в гости пожаловали, — проговорил Дымов.

Командир не успел еще закрыть рта, как из дверей вырвалась группа крупных парней в замшевых куртках и бросилась к нам навстречу. Они подхватили нас под руки, и мы оказались в просторном зале землянки. От бывшей строгости и порядка в помещении теперь ничего не осталось. Прихожая пункта напоминала бар — частный бар, каких я видел немало в Румынии. Едва мы показались в дверях, все присутствующие встали с пустых бочонков, отставили на столы кружки с темно-красным вином и белой, точь-в-точь как обычное молоко, румынской цуйкой (водкой). Все подняли руки над головой и азартно зааплодировали.

Меня усадили за стол, подставили пивную кружку с вином, раскрыли банку с американской колбасой, пододвинули ломти нашего столовского хлеба.

Невысокий плечистый летчик вскочил на большую винную бочку и, тряхнув до плеч длинными, как у девушки, волосами, перекрывая шум, закричал:

— Виват долгожданным друзьям! Ура-а! — он говорил чисто по-русски.

Все дружно зааплодировали. От вина мы, не сговариваясь и не спрашивая на то разрешения командира, все отказались.

— Нам же на вылет, нельзя, — объяснял я подсевшему ко мне лейтенанту с девичьими волосами.

— Только глоток за дружбу, — уговаривал он.

— Ну хорошо, — и я пригубил терпкое вино.

— Джон Стивенс, — представился американец. Я назвал себя.

Мы разговорились. По мирной профессии Джон журналист, по военной — второй пилот «летающей крепости». Так же, как и у меня, его мечта — скорее покончить с фашистами и вернуться к любимой профессии. Когда-то, еще в тридцатые годы, его отец, работник посольства, привозил сына в Москву, и теперь, основательно изучив русский язык, Джои ставит себе целью узнать Россию поближе и написать о ней книгу. Мы обменялись значками.

— Плаваешь? — улыбаясь, спросил Джон.

— Не по-спортивному.

— Научу. Река в Воронеже есть?

— А как же, Петр Первый на ней корабли свои строил,

— Вот даже как! — удивленно вздернул он густые дуги бровей. — А я в футбол не играю. В регби в колледже, немного…

Дымов заторопил нас:

— Быстрее, ребята. В столовую идти теперь незачем, да и опоздали, наверное…

Джон провожал нас до проходной будки. Теперь я лучше рассмотрел его внешность и надолго запомнил. Тонкий, с заметной горбинкой нос, сухие, плотные губы, до глянца выбритые жесткие щеки. Из-под куртки с молнией белела сорочка, чернел узелок галстука, на руке — крупное золотое кольцо, на груди разноцветный слиток орденских ленточек.

— Мы здесь, похоже, надолго осядем,— еще раз пожал он мне руку. — Хочу с тобой подружиться, — тон его чуть поник. — Лети. Как там у вас? Ни пуха, ни пера! С богом!

— Вечером встретимся, — улыбнулся я.

Я лежал под крылом самолета и, разложив на планшете лист чистой бумаги, писал письмо матери. Зреющая надежда скоро свидания с родными и с Надей наполняла меня майским, радостным настроением.

— К вылету все готово, грузчиков домой отпустил, а командира эскадрильи все нет, — подсаживаясь ко мне, вздохнул бортмеханик.

— Да, непонятно, почему так задерживаемся, — поддержал я Валентина. — Опять над Балканами ползать до ночи. Третий час…

И вдруг по эстафете от самолета к самолету полетели разноголосые крики:

— Победа! Ура, братцы! Ура!..

— Победа, ребята! Капитуляция!

Будто дикий табун, обгоняя друг друга, летчики, техники и бойцы аэродромной охраны бежали к штабной землянке. Густою толпой мы и американские летчики окружили трехтонку, в открытом кузове которой стояли офицеры полкового командования. Вперед вышел наш комиссар — полковник Рублев. Его темное от загара лицо оттеняла серебристая шевелюра.