Джорджия Хантер - День, когда мы были счастливы [litres]

– Вы идете к семье. А она? – спрашивает молодой солдат на плохом польском, направив фонарик на Франку.

– Она…

– У меня во Львове мать, – говорит Франка, не дав Халине ответить. – Она очень больна, и о ней некому позаботиться.

Ее тон такой искренний, такой спокойный, что Халине приходится постараться, чтобы не выдать удивления. Франка – открытая книга, искусство притворства никогда ей не давалось. По крайней мере до сих пор.

Солдат молчит. Речная вода стекает с локтей девушек, капая на землю у их ног. Наконец солдат качает головой, и в его лице Халина видит намек на сочувствие и даже удивление. Она чувствует, как напряжение покидает шею, на щеки возвращается слабый румянец.

– Идемте с нами, – приказывает солдат. – Почистите картошку, переночуете в нашем лагере. Утром обсудим, можно ли вам уйти.

Он отдает корзину Халине. Она неспешно принимает ее и вешает на локоть, потом наощупь находит руку Франки, и они идут на север в сопровождении мужчин в форме. Никто не говорит. Воздух полон только ритмом их шагов – топотом тяжелых ботинок и хлюпаньем мокрых подошв по траве. Через несколько минут Халина поглядывает на Франку, но кузина смотрит только вперед с ничего не выражающим лицом. И только потому, что Халина слишком хорошо ее знает, она видит легкое подрагивание ее челюсти. Франка в ужасе. Халина сжимает ее ладонь, давая понять, что все будет хорошо. По крайней мере она на это надеется.

Они идут почти час. Адреналин рассасывается, и Халина может думать только о холоде – о боли в суставах, в кистях рук и ступнях, и в кончике носа, который больше не мерзнет, а горит. Интересно, беспокоится она, можно ли получить обморожение, когда двигаешься? Придется ли ей ампутировать нос, если после прихода в лагерь он почернеет? «Хватит», – говорит она себе, заставляя себя думать о другом.

«Адам. Думай об Адаме». Она представляет себя у двери его квартиры во Львове, как обнимает его за шею и рассказывает о падении Франки, о своем собственном ледяном заплыве по Бугу. Когда она повторяет это в уме, получается безрассудно. О чем она думала, ныряя в воду вот так? Поймет ли Адам? Она уверена, что родители не поняли бы, но он поймет. Может быть, даже восхитится ее поступком.

Халина бросает взгляд на солдата справа. Он тоже молод. Чуть старше двадцати. И тоже замерз. Он дрожит под своей армейской шинелью и выглядит плачевно, словно предпочел бы оказаться где угодно, только не здесь. Наверное, думает Халина, за большими винтовками и придающей важности формой эти юноши безобидны. Может быть, они с таким же нетерпением, как и она, ждут, когда закончится война. Она могла бы поклясться, что один из них, самый высокий, украдкой посматривает на Франку. Ей знакомы такие взгляды, отчасти любопытство, отчасти желание, обычно они направлены на нее. Халина решает включить обаяние. Она похвалит патриотизм солдат, с улыбкой убедит их, что в их же интересах отпустить их восвояси. Может быть, Франка пофлиртует немного с высоким, пообещает писать, поцелует на прощание. Поцелуй! Как давно она не ощущала губы Адама на своих. Кровь Халины немного теплеет, когда она убеждает себя, что ее план сработает. Конечно, им придется быть начеку, но она получит то, что хочет – всегда получает; в этом она лучшая.

Это их третья ночь во временном лагере. Под шерстяным одеялом в палатке Халина слушает, как Франка и Юлиан шепчутся у костра. Халина покинула парочку несколько минут назад, оставив их сидеть у гаснущего костра. Зимняя шинель Юлиана была наброшена на плечи Франки. Франка еще раз удивила Халину своим кокетством. Халина видела, какой она была раньше с мальчиками. Рядом с объектом влюбленности или с тем, на кого она хотела произвести впечатление, Франка частенько размахивает руками. Определенно, изумляется Халина, у нее не возникает таких проблем с юношами, когда она притворяется. Интересно, поймет ли Юлиан со временем, что он всего лишь высокая кочка на дороге, которая, молится она, приведет их во Львов.

Она надеялась, что к этому времени они будут уже далеко. Последние дни выдались утомительными. Солдаты обращались с ними с грубоватой учтивостью, но Халина слишком остро осознавала, что они с Франкой – две хорошенькие девушки далеко от дома, в окружении одиноких мужчин; ее беспокоит, что может случиться, если солдаты решат отринуть вежливость. Пока что Юлиана, кажется, устраивают разговоры.

Халина дышит на пальцы, шевелит пальцами ног, чтобы согреть их. Одеяло помогает, но она все равно сильно мерзнет. Ее одежда наконец высохла, и она не решается снимать ее на ночь, нужен каждый слой. Закрыв глаза и дрожа, она погружается в полудрему, только чтобы через несколько минут проснуться от того, что в палатку кто-то вползает. Она резко садится, инстинктивно сжав кулаки, ожидая увидеть силуэт пришедшего за ней советского солдата. Но это всего лишь Франка. Халина вздыхает и ложится обратно.