«ДУМАЕМ О ВАС В ИЛЛИНОЙСЕ. ЛЕХАИМ. Я»
Адди решает, что они позвонят ему от соседей после ужина.
Сол накрывает на стол, напевая под нос, разглаживает скатерть, сшитую Нехумой из небольшого отреза кружева, который они привезли из Неаполя. Он кладет Агаду рядом со своим местом во главе стола, а рядом с остальными – книги молитв, которые они сумели собрать.
На кухне Нехума с Милой наполняют миски соленой водой, чистят яйца и каждые несколько минут заглядывают в духовку, чтобы не пересушить мацу. Мила зачерпывает деревянной ложкой суп из кастрюли и, подув на прозрачный бульон, протягивает матери на пробу.
– Чего не хватает?
Нехума вытирает руки о передник и направляет ложку ко рту. Она улыбается.
– Только того, что я съела!
Мила смеется. Она много лет не слышала от мамы эту присказку.
За столом Генек разливает вино, время от времени поглядывая на Юзефа, который недавно отметил свой шестой день рождения и сейчас играет со старшей кузиной Фелицией, которой в ноябре будет девять лет. Они сидят на полу у окна, поглощенные игрой в микадо, и спорят на португальском, задел или нет Юзеф голубую палочку мизинцем в свой последний ход.
– Задел, я видела, как она сдвинулась! – сердится Фелиция.
– Нет, – настаивает Юзеф.
Адам тоже сидит на полу, рядом со своим годовалым сыном Рикардо, который, кажется, вполне доволен наблюдением за своей десятимесячной кузиной Кэтлин, которая ползает кругами вокруг него.
– Она будет бегать раньше, чем ты научишься стоять, – дразнит Адам, сжимая пухленькое бедро Рикардо.
Рикардо родился первого февраля в больнице Федерико Второго в Неаполе. Однако в сентябре, через несколько месяцев после прибытия семьи в Рио, Халина очень кстати «потеряла» его итальянское свидетельство о рождении и подала заявление на новое. Когда бразильский чиновник по принятию в гражданство спросил возраст ее сына, Халина соврала и сказала, что он родился в августе, на бразильской земле. Халина и Адам согласились: для Рикардо будет лучше оставить свое европейское происхождение позади. Поскольку семья Адама погибла – он в конце концов узнал, что они умерли в Аушвице, – а семья Халины теперь в Бразилии и Штатах, больше ничего не связывает их с родиной. Если бы бразильские чиновники повнимательнее посмотрели на пухлые щечки Рикардо, то, несомненно, догадались бы, что он слишком крупный, чтобы родиться всего месяц назад. Но Рикардо спал в коляске, укрытый грудой одеял, так что чиновники не обратили на него внимания. Через месяц ему выдали второе свидетельство о рождении, на этот раз бразильское, в котором стояла дата рождения «15 августа 1946 года». Настоящую дату его рождения было решено сохранить в тайне.
Рядом с Адамом на коленях стоит Кэролайн и показывает Херте, как пеленать ее младшего, Михеля, которому всего две недели.
– Нехума научила меня, когда родилась Кэтлин, – тихо говорит она, поправляя мягкую муслиновую пеленку под Михелем.
Перед их приездом Кэролайн переживала, что подумает о ней семья Адди: об американке, которую их сын пригласил в свою жизнь, которая ничего не знала о страданиях и трудностях, которые они перенесли. Адди снова и снова заверял ее, что они полюбят ее.
– Уже любят, – сказал он. – Ты причина, по которой они здесь, помнишь?
Херта благодарно кивает, и Кэролайн улыбается, довольная тем, что, несмотря на языковой барьер, оказалась полезной.
– Весь фокус в том, чтобы зафиксировать ручки, – добавляет она и тут же показывает.
В углу комнаты, где стоит проигрыватель, на который Адди потратился в последнюю минуту перед приездом семьи, они с Халиной перебирают небольшую коллекцию пластинок, обсуждая, какую поставить следующей. Адди предлагает Эллингтона, но Халина возражает:
– Давай послушаем что-нибудь местное.
Они сходятся на молодом бразильском композиторе и скрипаче Клаудио Санторо. Адди регулирует громкость, когда начинается первое произведение – соло на фортепиано с современной джазовой темой, – и с улыбкой смотрит, как в другом конце комнаты отец обнимает маму за талию и, закрыв глаза, качается с ней под музыку.
Ужин готов незадолго до шести часов. Снаружи небо начало темнеть. В Рио самый конец осени, и дни короткие, а ночи холодные. Адди уменьшает громкость проигрывателя, прежде чем убрать иглу, и в комнате становится тихо, пока все рассаживаются по местам. Кэролайн и Халина сажают Рикардо и Кэтлин в детские стульчики и заправляют им за воротники хлопковые салфетки. Напротив них Генек хлопает по стулу рядом с собой и щипает Юзефа за ребра, когда его старший сын садится. Юзеф отбивает руку Генека, сузив голубые глаза и сверкая ямочками на щеках. Херта осторожно укладывает уютно запеленутого младшего брата Юзефа, Михеля, в старую колыбельку Кэтлин.
Читать дальше