Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

Когда раскрыл глаза, то долго никак не мог припомнить, где он и как сюда попал.

Поднялся, подошел к печи, возле которой стоял бочонок цвелой воды. Зачерпнув кружку, кое-как умылся и почувствовал какое-то облегчение. На печи лежала краюха хлеба, сухая как камень. Он опустил ее в бочку с водой и стал грызть. Казалось, никогда хлеб не был так вкусен, как в эту минуту. В шкафчике нашел луковицу, соль — и совсем обрадовался.

Теперь нужно было еще найти веревочку, чтобы кое-как перевязать башмаки, которые за дорогу совсем развалились. Осталось ждать, пока снова стемнеет, тогда он двинется дальше в путь.

День тянулся как вечность. Пробовал было уснуть, но как только смыкал глаза, ему казалось, что кто-то крадется, что каратели окружают халупку и вот-вот ворвутся сюда и расквитаются с ним. Правда, смерть его ничуть не страшила. Чем такая жизнь, то уж лучше, пожалуй, перестать мучиться. Но теперь, когда он вырвался из гетто, все больше думалось именно о жизни, появилась даже какая-то надежда. Неужели так жестоко окончится его существование и никто из родных и близких никогда не узнает, как он встретил свой смертный час?

Наконец он дождался темноты. Заморив кое-как голод и жажду, он двинулся в путь. Но вскоре почувствовал сильнейшую усталость.

Краешек месяца прорезался сквозь тучи и осветил заснеженное холмистое поле. Напрягая все силы, он шел, преодолевая усталость и тревогу. Любой ценой он должен до рассвета добраться в Ружицу! Уже вторую ночь он в пути, больше не выдержит. Но как ни старался, все же до утра не смог туда добраться. Пришлось искать пристанище. К счастью, он увидел в поле, вдали от дороги, заснеженную полуразрушенную скирду соломы и направился к ней. Оглядываясь, нет ли кого-нибудь поблизости, стал выдергивать из скирды замерзшую солому и рыть себе нору. Ему это удавалось с трудом. Руки невыносимо болели. Но все же он забрался внутрь скирды, прикрыв снаружи вход. Лежал и прислушивался, как гудит ветер.

Он скорчился, устраиваясь поудобнее, и, хотя терзал затхлый запах прелой соломы, вскоре уснул.

Сквозь сон услыхал ржанье лошадей, голоса людей и проснулся. Вспомнил о ноже… Если это враги, он по дастся им живым, будет отбиваться, пока есть силы, а если суждено ему погибнуть, то кого-нибудь из оккупантов он заберет с собой на тот свет. Он осторожно раздвинул солому, присмотрелся и невдалеке от скирды увидел крестьянские сани, лошаденок, которые мирно драли солому из скирды. Чуть поодаль стоял человек в высокой овечьей шапке. Длинные его усы были покрыты инеем. Он что-то говорил соседу, стоявшему подальше и пугливо глядевшему на скирду. Пинхас Сантос, напрягая слух, старался услышать, о чем эти люди говорят, но не мог ничего разобрать из-за порывов ветра. Он только заметил, что крестьяне не меньше его были ошарашены. И если это так, думал он, то нечего их бояться. Они скорее всего приехали из соседнего села за соломой…

Усач отошел немного от скирды и неуверенно крикнул: — Эй, кто там? Вылазь!..

Сантос не знал, как быть, но все же решил выбраться, чтобы люди не подняли шума, не позвали на помощь.

И вот он стоит, весь помятый, и смотрит на испуганных, ошеломленных людей, а те — на него. Убедившись, что им не угрожает опасность, крестьяне подошли ближе. А тот, с усами, удивленно всматриваясь в незнакомого, промолвил неуверенно:

— Постой, постой, а вы часом не будете братом нашего Гедальи?

Бледное, заросшее лицо Пинхаса вспыхнуло, сердце неистово забилось.

Он долго смотрел на усача и на его напарника, стоявшего поодаль, и наконец ответил:

— Да. Я брат Гедальи… Откуда вы меня знаете?

— Откуда? Вы приехали перед самой войной к брату в гости из Москвы… Я пил за ваше здоровье. Помните? Гедалья — мой старый друг… Теперь я узнал вас… А как же!.. — И, повернувшись к напарнику, воскликнул: — Кузьма, что ж ты стоишь? Ведь это родной брат Гедальи, твой родич, можно сказать!..

Кузьма Матяш подошел ближе, всматриваясь в человека в изодранной фуфайке и рваных башмаках. Он тихонько промолвил:

— Боже!.. Ну конечно… брат Гедальи…

— А что с ним, с моим братом? Жив?! — дрожащим голосом спросил профессор. — Что с ним, что со всеми? Живы?..

— Живы… — ответил Данило Савчук. — Правда, им тяжело приходится… Чудом мы их спасли… А вы где же были? Откуда вы?

Пинхас, не сводя глаз со словоохотливых людей, махнул рукой:

— Откуда? Из ада…

— Ну, и у нас тут не рай… — вставил Кузьма Матяш, доставая вилы из саней. — Сейчас наберем соломы и отвезем вас к брату… Вот будет радость, а? Не перестает вспоминать… Он уже не думал увидеть вас живым… Как он будет счастлив!.. Сейчас поедем…