Тут я молча возликовал. Партизанка Надя! Это же, конечно, та самая, о которой несколько лет назад упоминал Павел Оберемко и которую разыскивала и, кажется, нашла Полина Михайловна Кузьмина… А вдруг это — Надежда Евгеньевна Шаманина, которая числится в финском списке убежавших пленных под № RE — 244? Я уже почти не сомневался в этом. Но совпадение становилось таким неожиданно счастливым, что в удачу уже было боязно поверить… А что, если Соболев вспомнил Надю со слов Оберемко? Ведь они в эти дни конечно же говорили о прошлом…
…Помню, с какой лихорадочностью отыскивал и перебирал дома слежавшиеся за восемь лет документальные материалы к роману «За чертой милосердия». Вот наконец и они — зеленые школьные тетради с воспоминаниями Ивана Соболева. Есть ли в них хоть что-либо о партизанке Наде? Должно же быть, если услышанное сегодня не домысел, не позднейшее напластование — ведь воспоминания писались в 1970 году, когда о судьбе Оберемко Иван ничего не знал…
Как мне хотелось, чтоб было! Ведь от этого зависело не только доверие к факту, едва ли не вера в самого человека…
Словно бы гора вновь упала с плеч.
Есть! И почти слово в слово — даже упоминается еще одно имя — Лида, судя по всему, тоже партизанка, у которой после ранения кисть руки в лагере ампутировали…
Спасибо, Иван Филиппович! Подкрепил ты мою веру в тебя! Прости за сомнения, но дело такое, что и себя, свою память, проверять приходится…
Вчитался в последние строки воспоминаний, а там снова про партизанку Надю:
«За Надю говорят — погибла она, с группой ребят с Медгоры с пересыльного лагеря бежали и при переправе через передовую погибли… Они машиной ехали, переводчик один организовал, в финской форме, все с оружием…»
Хотя и перемешана здесь правда с неизбежным домыслом, но как важен этот голос из 1970 года, когда никто еще не занимался поиском, не знал ни Нади, ни Грябина, ни Оберемко…
Оказывается, надо почаще ходить по старым следам…
Павел Оберемко рассказывал обо всем увереннее и четче. Оказалось, что Алексея Грябина он видел лишь один вечер, когда они встретились впервые и втроем допоздна проговорили, лежа на третьем этаже нар в бараке. Назавтра Павла перевели в другой лагерь, на рубку леса, где он скоро превратился в дистрофика. Когда снова попал в распределительный на поправку, то Грябина уже не встречал.
Когда я спросил, откуда у него сведения, что Алексей Грябин не вернулся из плена, Павел ответил вопросом на вопрос:
— А разве финны сами не писали вам об этом?
Мне оставалось лишь припомнить, кого я знакомил со статьей Аксели Оллила за эти годы, и оказалось, что очень многих. И в Петрозаводске, и в Суккозере, и в Паданах, и в Архангельске…
Бумеранг прилетел обратно.
Побегов из медвежьегорского лагеря было несколько. По крайней мере, Павел слышал о трех.
В зиму с 1942 на 1943 год бежали двое, работавших слесарями в автогараже лагеря. Одного из них звали Сергеем. Они пытались на автомашинах прорваться к своим по льду через Повенецкий залив — расстояние совсем небольшое, каких-то тридцать — сорок километров. Но финны их обнаружили, и оба погибли.
Бежала отчаянная десятка «блатных». Так звали «зеков» из лагерей на Беломорско-Балтийском канале, которые осенью 1941 года вступили добровольцами в Красную Армию. Эту десятку финны поймали и перестреляли. Их трупы привезли в лагерь и положили в ряд для обозрения и острастки.
Самым удачным был побег группы Николая Орлова (услышав фамилию, я опять возликовал и молча ждал продолжения). Было их тоже 10 человек. Они ночью перерезали двойные проволочные заграждения за лагерным туалетом и вышли на волю. Говорили, что Орлов — офицер-танкист, он работал на вещевом складе, и были разговоры, что бежавшие ушли в финской форме. Лагерное начальство объявило, что группу Орлова тоже перестреляли, в лагерь привезли даже груду одежды, якобы снятой с убитых.
Дерзким побегом группы Орлова восхищались все, и никто не верил в ее гибель, коль на этот раз трупы бежавших привезены в лагерь не были. Некоторое время нежирный и без того лагерный паек был убавлен, так как, по словам лагерного начальства, продукты забрал Орлов.
Из участников побега называли пятерых: Орлова, Сашу-татарина, работавшего на лагерной кухне, медсестру Надю Шаманину, денщика начальника лагеря и повара из зоны, где содержались «финские солдаты, отказавшиеся от фронта».
Мне впору было ликовать в третий раз, Шаманина значилась в финской анкете, но я опасался нового бумеранга и осторожничал:
Читать дальше