Николай Камбулов - Тринадцать осколков

Сбрасываю шинель и карабкаюсь наверх. Беру у Алексея лопату и начинаю долбить. Кружится голова, и еще чувствуется боль в груди. А я долблю и долблю до тех пор, пока вдруг не замечаю в потолке матовое окошко.

— Свет! — кричу со страшной силой.

— Свет! — повторяют другие.

В подземелье врываются гул орудийной канонады, рев авиационных моторов. Кувалдин приказывает расширить пролом. А когда дыра увеличивается настолько, что можно пролезть каждому из нас, Егор командует:

— Хватит, давай все вниз.

Разглядываем друг друга так, точно впервые встретились. У Кувалдина отросла борода, на лбу синяки, ссадины. Но улыбка осталась прежней. Мухин тоже оброс, уже не выглядит подростком. Сильно похудела Аннушка. У нее поседели волосы. Чупрахин почти не изменился, только слегка заострился нос да глаза стали менее озорными. Обнимаемся, кричим «ура», позабыв об опасности.

Иван, приведя себя в порядок, торжественно произносит:

— Егорка, в честь победы за-ку-рим!

Смотрим на него, и на наших лицах нетрудно прочесть: «Сумасшедший, нашел время шутить», но он хлопает себя по карману:

— Вот они, немецкие сигареты. Подходи, угощаю.

После перекура по команде Кувалдина один за другим через пролом покидаем подземелье. От избытка свежего воздуха падаю на землю, не успев окинуть взглядом местность. Меня трясут за плечи.

Гул моторов сдавливает перепонки. В воздухе огромные рои серых птиц. Но птицы эти почему-то не машут крыльями, а все время скользят по небу, словно заводные детские игрушки. «Наши!» — кричу изо всех сил. Кувалдин прижимает меня к земле:

— Ты что, ослеп?! Это фашисты.

Самолеты идут плотным строем. Они летят косяк за косяком, непрерывным потоком. Отсюда, с высотки, хорошо видна панорама боя. По изрытой, обугленной земле движутся танки. Навстречу им с открытых позиций бьют наши орудия, летят огненные струи «катюш». А чуть дальше, на востоке, колышется черная полоса тыловых подразделений, то изгибаясь ломаной линией, то вновь выпрямляясь. Медленно пятясь назад, на отдельных участках она сливается с частями первого эшелона. Но вот над ними нависает новая волна вражеских бомбардировщиков. Тыловые подразделения рвутся на части, образуя множество ручейков.

— Видите, что там делается, — говорит Егор, слегка приподнявшись на локте. — Мы должны пробиться к своим. Как, Чупрахин, пробьемся?

Иван выплевывает изо рта размокший окурок сигареты:

— Русский я или кто? Я советский военный моряк. А ты мне такие вопросы задаешь. Командуй, что за вопрос — пробьемся!

Ползем цепочкой: впереди Егор, за ним Чупрахин, я, Аннушка и Мухин. Нам хорошо известна эта местность, изучили ее до мельчайшей складочки. Фашисты наступают группами в местах, где уже образовались широкие проломы в наших позициях. Мы держим направление на небольшой островок земли, окантованный со всех сторон густым частоколом разрывов. Там находился наблюдательный пункт нашей дивизии, а неподалеку располагалась батарея лейтенанта Замкова. Время от времени на островке вспыхивают огоньки ответных орудийных выстрелов. И когда они гремят сердито и звонко, поднимаемся и бежим согнувшись. Потом вновь ползем по изрытой бомбами и снарядами земле.

К вечеру удается глубокой промоиной проникнуть на «островок». Нас встречает сидящий у орудия лейтенант Замков. У него перебиты ноги, на лице пятна крови. Неподалеку от второго орудия неподвижно лежат трое артиллеристов. Егор подхватывает лейтенанта и пытается опустить его в окоп:

— Товарищ лейтенант, сейчас перевяжем…

— Уйди, говорю… Весь фронт ранен, его не перевяжешь… Вон там, в нише, ящик со снарядами, давай их сюда.

Чупрахин прыгает в окоп и быстро возвращается с ящиком:

— Есть снарядики!

— Подавай! — щелкая затвором, командует лейтенант.

Припав к прицелу, он шепчет что-то и нажимает на спуск.

Орудие вздрагивает. Раздается звонкий выстрел.

— Подавай!

— В душу им! — кричит Чупрахин.

— Подавай!

— Еще!

— Подавай! — Замков отталкивается от орудия и падает на спину.

Егор занимает его место.

— Подавай! — громовым голосом кричит он.

— Молодец, Егор, получай! — Чупрахин, сверкнув глазами, посылает снаряд в приемник.

Танки сползают в лощину, обходят стороной.

Темнеет. Замков пытается сесть. Слабым голосом он просит поднять его так, чтобы увидеть поле боя.

— Ушли, они скрылись, — успокаивает его Кувалдин.

— Поднимите, посмотрю, — настаивает Замков.