Николай Камбулов - Тринадцать осколков

— Почему в сегодняшних газетах много тумана? Непонятно положение армий «Африка», — раздраженно сказал фон Штейц.

Эйцлер взглянул исподлобья, закурил.

— Наши дела там неважные. Катастрофа неизбежна, — промолвил Эйцлер, Он находился под впечатлением только что посланной радиограммы фельдмаршалу Роммелю, командующему армиями «Африка». Гитлер писал:

«Я и немецкий народ с глубокой верой в ваше командование и храбрость руководимых вами немецко-итальянских войск наблюдаем за героическим оборонительным сражением в Египте. В том положении, в котором вы находитесь, не может быть иного решения, как стоять насмерть, не отступать ни на шаг, бросить в бой каждую пушку, каждого солдата. В течение нескольких ближайших дней вам будут переброшены значительные авиационные подкрепления. Дуче и итальянское верховное командование тоже примут меры, чтобы снабдить вас всеми средствами, необходимыми для продолжения боя. Несмотря на большое численное превосходство, противник в конце концов будет измотан и обескровлен. Как часто случалось в истории человечества, железная воля возьмет верх над превосходством противника в живой силе. У ваших войск только один выход: победа или смерть, время — победа».

Подобные радиограммы уже писались Паулюсу, и именно тогда, когда печальная участь войск была ясна. Эйцлер негодовал на Роммеля, в душе он обвинял фельдмаршала в том, что тот позволил англичанину Монтгомери создать для немецких войск ситуацию безнадежности, и теперь, конечно, никакие крикливые радиограммы не помогут африканским армиям.

— Катастрофа неизбежна, — повторил Эйцлер.

— Катастрофа? — удивился фон Штейц. — Я верю фюреру, этого не может быть!

Эйцлер вскочил:

— Я тоже верю в нашего вождя Адольфа Гитлера, и, может быть, больше, чем вы, Штейц. Но это вовсе не значит, что мы, немецкие генералы, не должны реально взвешивать факты. Фельдмаршал Роммель оказался не на высоте, он не сумел правильно оцепить оборонительные возможности «линии Марет» и сдал ее. Кто за него обязан был мыслить? Он, именно он! Теперь над ста пятьюдесятью тысячами немецких и итальянских солдат и офицеров нависла угроза плена. Правительство Италии зашаталось. История не простит нам, немецким генералам, таких ошибок… Любить фюрера и великую Германию — это значит уметь побеждать своих врагов. Хайль Гитлер! — воскликнул Эйцлер и направился к двери, но вдруг остановился, повернулся, сказал: — Надо думать, думать, Штейц. Адольф Гитлер принял решение провести крупное наступление на огромный Курский выступ с целью разгромить основную группировку противника на Восточном фронте. Мы все должны сделать, чтобы так оно и произошло. Будьте мужественны, Штейц. Да, фюрер вводит в войсках интересные должности — офицер национал-социалистского воспитания войск. Это по твоей части — речи и листовки. Я помню, ты в академии считался лучшим оратором. Твой покойный отец не раз похвалялся перед Гитлером этой стороной твоего таланта. Жди нового назначения… фон Штейц…

Эйцлер ушел, осторожно прикрыв за собой дверь. С минуту фон Штейц думал: почему этот старый генерал призывает его быть мужественным, разве он когда-либо пасовал в бою, разве не он, фон Штейц, выполняя волю фюрера, дрался до последнего солдата там, в огненном «котле»? Дивизия была разгромлена, он попросил у Паулюса дать ему полк, но был назначен к румынам как представитель командующего шестой армией. А когда эти трусливые мамалыжники начали сдаваться русским, он, фон Штейц, лично расстреливал офицеров-румын… И он мог бы там сложить свою голову, но вызвали… Эйцлеру, видимо, нужен был человек, который убедил бы фюрера в необходимости вывести войска из «котла». «Разве мог я сказать иначе, чем думает фюрер? О, нет, Эйцлер, я был, есть и останусь на стороне моего фюрера. Я верю, наша армия оправится от временных неудач. Потери мы восполним, фюрер с нами — значит, мы непобедимы». — Фон Штейца охватил неудержимый порыв что-то делать: немедленно покинуть этот тихий полугоспиталь, полукурорт — и туда, в бой, сражаться за великую Германию.

Он бросился к телефону, позвонил в оперативный отдел госпиталя. Ответил писклявый голос:

— Господин полковник, не торопитесь, мы вас не забудем.

Тогда он крикнул в трубку:

— Я фон Штейц. Немедленно примите меня.

— Фон Штейц? — ответил все тот же писклявый голос. — Хорошо, хорошо! Но сегодня не можем. Мы ожидаем представителя ставки фюрера. Он будет вручать награды. Потом, потом мы вас сразу примем. Хайль Гитлер!