Солнце уже поднялось над остроконечными вершинами гор, когда из соседнего села пришла какая-то женщина и сообщила, что усташи ушли в долину, а все убитые из окрестных сел лежат на берегу речки Ябланицы.
Дед тотчас запряг лошадь и отправился искать Илию. Душко рванулся за ним. Напрасно мать кричала, чтобы старик не брал с собой ребенка, мальчика невозможно было остановить.
На месте расправы собралось много крестьян с повозками, запряженными волами и лошадьми. Старики, женщины и дети все подходили и подходили, со стонами воздевая руки к небу. Перед ними лежали их родные — мертвые, окровавленные, застывшие…
Душко не плакал. Чувствуя, как страх сменяется гневом, он молча смотрел на луг, залитый кровью, на быструю студеную речку, на берегу которой лежали трупы тех, кто, видно, пытался добраться до воды и спастись вплавь.
Под лучами утреннего солнца над вытоптанной травой разносились причитания:
— О, где вы, сыночки мои?!
— О, Радован, цвет мой яблоневый… рана моя страшная, неисцелимая…
— Дети мои, глаза мои выколотые…
— Навеки будьте вы прокляты, убийцы! Чтоб весь ваш род зачах! Покарай их, господи! Да сгинут они с лица земли!..
Душко с дедом исходили весь берег вдоль и поперек, но Илии нигде не было. Наконец они нашли его тело.
Илия лежал в густом кустарнике на берегу речки, вцепившись руками в корни вербы, нависшей над водой. Раненный, он дополз до кустов и хотел спрятаться, но его нашли и закололи штыком.
— Илия, Илия! — застонал старик. — Что они с тобой сделали?! Как нам отомстить за тебя? Как же я покажу тебя матери?..
Душко заплакал. Встав на колени, он гладил брата по лицу. Дед тем временем подвез телегу и позвал соседей, чтобы те помогли поднять убитого, потом накрыл его простыней. Им хотелось скорей уйти прочь с этого проклятого места. Но долго еще до них доносились отдаленные причитания.
В селе их остановила Дара, с которой осенью Илия собирался обвенчаться…
— Где Илия? — спросила она не своим голосом.
— Здесь, — тихо проговорил дед, показав на телегу.
Откинув простыню, девушка упала на грудь юноши, потом резко выпрямилась, закрыла лицо руками и, качаясь, словно подстреленная, побрела к лесу. Напрасно дед звал ее. Она скрылась за деревьями.
5
Жить в селе становилось все опаснее. Усташи зверствовали безнаказанно. Они жгли села, убивали крестьян.
Лето сменилось осенью. Полили холодные дожди, пожелтели листья на деревьях. К счастью, урожай в тот год уродился хороший.
Усташи несколько раз направлялись и в горные селения, но партизаны, которые к тому времени уже набрали силу, преграждали им путь.
Когда внизу под горой раздавались автоматные очереди, взрывы мин и орудийная стрельба, дед Джуро поднимал голову, прислушивался.
— Там идет бой, — говорил он внукам. — Наши, видать, стойко защищаются, и усташи больше не будут резать нас, как баранов. Вот увидишь, соберется вся Козара, все наши герои. Никогда мы не сдавались и теперь не сдадимся.
— А кто это наши? — спрашивал Душко, от всего сердца радуясь, что есть кто-то храбрый и сильный, кто защищает их там, в долине.
— Народная армия, партизаны!
Однажды дед запряг лошадь, погрузил на телегу овес и повез на мельницу.
Не один час шли они с Душко по разбитой дороге через лес, потом спустились в долину, где текла речка и неподалеку от плотины стояла одинокая мельница. Вертелись ее колеса, мерно стучали жернова.
Для Душко приезд на мельницу каждый раз становился ярким событием. Пока дед с мельником толковали за рюмкой сливовицы о том о сем, он бежал к протоке, где по камням, обросшим мхом, стремительно неслась вода. Здесь можно было прямо руками ловить форель. Любил Душко разглядывать мельницу и изнутри — смотрел, как вертятся жернова, окунал палец в муку, мял ее и пробовал на вкус…
— Здравствуй, Муйо! — закричал дед мельнику, когда тот показался на пороге, весь белый от мучной пыли.
Мельник улыбнулся, закрутил длинные усы:
— Здорово, Джуро!
Мельник, которого звали Муйо Бегич, был мусульманином. Однако, оставаясь ревностным почитателем аллаха, он водил дружбу и с православными, и с католиками. За двадцать лет работы на мельнице плечи его согнулись от тяжести мешков, но он оставался по-прежнему бодрым и крепким. На его решительном лице добродушным лукавством светились глаза.
Душко любил его. Муйо, дед Джуро и Михайло вместе воевали в первую мировую войну. У мельника в доме даже висела фотография, на которой были изображены солдаты в красных фесках, с кинжалами и гранатами за поясом. Они сидели на бруствере окопа, а за ними круто поднимались вверх скалистые горы. Среди этих солдат находился и Муйо.
Читать дальше