Тоне Светина - Волчата

— Что же с нами будет, если все это правда? — причитала в страхе Анна. Единственное спасение она видела в молитве.

Душко тоже молился, хоть ему совсем и не хотелось делать это. Повторяя все время одни и те же слова, он думал совсем о другом и никак не мог сосредоточиться. Ему казалось, что идет он по полю вдоль реки или по лесу. Просить о чем-то небо казалось ему бесполезным делом. Сколько раз, помнится, они молились и раньше, чтобы не было дождя, а он, как назло, все лил да лил.

Однажды вечером он услышал, как разговаривали дед Джуро и Михайло. Они говорили о том, что усташи убивают в селах крестьян, что в одном селении собрали всех жителей в церковь и под страхом смерти заставили принять католическую веру, а потом в церковь ворвались солдаты, перебили и перерезали всех крестьян.

— Вот такие дела, Джуро. Толкают нас в пропасть. Надо сопротивляться… Без боя мы им не сдадимся. Рано или поздно, но и Павеличу, и Гитлеру придет конец! Теперь, когда они напали на русских, они сами себе подписали смертный приговор. Вот увидишь, русские разобьют их и погонят назад до самого ихнего Берлина!..

Потом Михайло совсем тихо, почти шепотом, рассказал деду, что коммунисты собирают в козарских лесах повстанческую армию, он установил с ними связь. Они уже несколько раз нападали на позиции усташей и разбивали их.

Услышанное вселило в Душко надежду, что война не будет такой страшной, как о ней говорят старики, предсказывающие конец света в наказание за грехи человеческие. А еще старики говорили, что это будет самая страшная война, какой еще не бывало.

Когда Михайло ушел, Душко спросил деда:

— Правда, что будет так страшно, или нас пугают? Как думает Михайло?

— Михайло знает, что говорит. Он прав — кто сумеет за себя постоять, тот уцелеет, а кто не будет защищаться — пропадет. Всех не перестреляют. Если станет совсем плохо, уйдем в леса, как наши деды и прадеды в трудный час.

Оказалось, Михайло сказал деду, что он еще выше залез в горы, нашел себе убежище в дремучем лесу, где все лето сооружал укрытие.

Джуро Гаич последовал примеру старого друга. Пока вся семья работала в поле, он устроил неподалеку от дома, в терновнике, подземное убежище и отнес туда запас провизии. Затем он принялся оборудовать тайники в самом доме, на случай если им придется скрываться от фашистов. Две недели он трудился без отдыха. А потом ему пришло в голову прорыть от дома до кустарника в саду подземный ход, который служил бы одновременно и для отступления, и для проветривания. Выход он замаскировал буковыми поленьями, будто бы запасенными для отопления.

Миле поначалу пытался угомонить отца, уговаривая его не надрываться: мол, крестьяне у нас смирные, политикой не интересуются, усташи их трогать не станут.

Но старик уговорам не поддался, сообщив сыну, что соорудить убежища по всей Козаре приказали партизаны, которые собираются сейчас в лесах.

Какое-то время в селе не появлялись ни усташи, ни немцы, ни партизаны, и все уже стали думать, что дед поторопился и что предостережения Михайло оказались напрасными.

А потом пришла ночь, которую Душко запомнил на всю жизнь…

После тяжелой работы в поле все жители села мирно спали. Никто не слышал, как усташская сотня окружила село. Собаки почуяли фашистов только тогда, когда те оказались уже совсем близко.

Дед Джуро вскочил. Проснулся и Душко, остановился у окна, вглядываясь в темноту:

— Деда, на улице какие-то солдаты!

— Да что ты! — воскликнул дед и посмотрел в окно.

Усташи начали стрелять в деревенских собак. Послышался жалобный вой раненых животных.

— Миле, усташи! — крикнул старик сыну. — Илия, Боро! Скорей в убежище! Кто знает, чего им надо? Видать, хотят нас всех перебить!..

— С какой стати?! Партизан у нас нет, оружия тоже в доме не найдут. Не за что им нас убивать. Наверное, они кого-нибудь ищут… Если мы спрячемся, могут подумать, что мы ушли в лес, и подожгут дом! — пытался успокоить всех Миле, не веривший тому, что может произойти что-то страшное.

Отовсюду доносились глухие удары — это усташи колотили прикладами в двери.

— Открывайте, влахи [2] Унизительное прозвище, которым католики-хорваты называли православных сербов. — Прим. ред. , или выломаем двери!..

Грубые окрики перемежались громким собачьим лаем, мычанием коров, плачем женщин и криками детей. Солдаты врывались в коровники и уводили животных. Входили в дома, и люди сдавались на милость непрошеных гостей.