Иван Виноградов - Подробности жизни

— Что вы там застряли? — хриплым шепотным криком спросили из траншеи.

Сорокин не любил вопросов непонятливых людей и чаще всего не отвечал на них. Чем спрашивать очевидное — лучше подумай и, может быть, легко догадаешься. Кроме того, он не любил и не умел просить помощи. Поэтому все еще продолжал бесполезно и молча дергаться.

— Не можете ползти, что ли? — опять спросили из траншеи.

— Помоги… — сердясь на себя, попросил тогда Сорокин.

Его и Джафарова довольно легко втащили в траншею. Прибежала ротная сандружинница и кинулась сперва к безжизненному Сорокину. Не сразу поверила, что у него нет никаких ранений. Потом перебежала к Джафарову, стала перевязывать и уговаривать его почти теми же словами, что и Сорокин: «Ты потерпи, Джафар, я сейчас перевяжу тебя… Ты вот выпей немножко, глотни, и сразу тебе полегче станет. Отправим тебя в госпиталь…» — «В Ленинград?» — вроде как с надеждой спросил Джафаров.

Сорокин дремал или, может быть, засыпал навсегда. Все ему становилось безразлично. Из всех желаний оставалось одно-единственное: только бы никто не заметил его, только бы не заставил подниматься. Пусть даже уйдут без него — только бы не тревожили.

«Весь ты тут кончился, Сорокин, — совершенно спокойно подумал он о себе. — От своей смерти и то шага не сделаешь: прилетит и накроет, как куропатку…»

— Значит, так, Сорокин, придется тебе закончить там за Джафарова. Больше никто не знает, где он поставил последнюю мину. Твой ряд дотянет до конца Рылов, а ты — джафаровский.

«Рылов дотянет?» — удивился Сорокин.

И только тут начал кое-что понимать и воспринимать.

В душе он сразу согласился с командиром роты: да, больше некому. Но никак не мог преодолеть это бессилие предельной усталости. В мыслях он вставал и уже полз, а сам продолжал сидеть, прислонившись к мерзлой стенке траншеи, спрятав лицо в воротник полушубка.

— Я сейчас, товарищ старший… — проговорил он, только чтобы ответить.

— Особенно-то не засиживайся, — не приказал, а посоветовал командир роты.

— Я немножко, — пробормотал Сорокин.

«Покурить бы! — вдруг вспомнилось ему. — Что бы там ни говорили, а кое-что от папироски прибавляется. Это уж точно проверено».

Но курева давно не было — и не только у него, бросившего курить.

«Пора! — подогнал он себя. — А то уж совсем…»

И начал самоборение с того, что было полегче. Сперва отогнул воротник полушубка и тем немного взбодрил себя, открыв лицо для мороза. Затем взялся рукой за винтовку, утвердил ее на земле и, опираясь на ствол, поднялся. Дальше уже ничего не оставалось, как начинать действовать. Не будешь же стоять столбом посреди траншеи.

На бруствер он вылез с помощью снарядного ящика, приставленного кем-то к передней стенке траншеи. Возле ящика в это время стоял сержант Матюх.

— Если мы уйдем раньше, — сказал он, — вы вместе с Рыловым домой возвращайтесь.

— Ясно, товарищ сержант…

За бруствером он высмотрел след, оставленный им и Джафаровым, отмеченный не только вмятинами на снегу, но и темными пятнышками. Так же, как и тогда, он пополз на четвереньках, только теперь, без Джафарова, это было легко. Он тащил с собой одну винтовку, да и то почти не замечал ее; с винтовкой солдат свыкается, как хромой с костылем. Было довольно тихо. Немцы просто соблюдали дежурный режим стрельбы и освещения.

«Самого дела тут не так уж и много», — прикинул Сорокин расстояние между вещевым мешком Джафарова, хорошо заметным впереди на снегу, и кустами ивняка, к которым продвигался теперь Рылов. Там и конец минного поля.

Вещевой мешок был открыт, в метре от него темнела отметина взрыва. Джафаровской лопатки нигде поблизости не было видно — ее, наверно, отбросило. Но у Сорокина была своя, столь же неразлучная с ним, как и винтовка. Хорошенько разглядев, где поставил Джафаров свою последнюю на этом поле и во всей своей жизни мину, Сорокин принялся за дело. Дальше все пошло по-заведенному: ямка в снегу, мина в руке, тихий, как хруст, щелчок, снова ямка, мина, и ломтик чистого снега сверху… Одна, вторая… пятая… шестая… десятая, одиннадцатая — и вот уже шуршливый обындевевший ивнячок рядом. Ижора — река неширокая. Хотя минное поле ставили по ней наискосок и с захватом берегов, оно не получилось слишком большим.

Поставив за кустами последнюю мину, Сорокин почтительно отполз от нее назад и махнул рукой Рылову, который отполз уже к траншее и там поджидал и охранял его. Рылов быстро все понял и потихоньку ушел. А Сорокин лег головой на руки и решил хоть немножко полежать без движения. Дело было сделано, никто не мог больше торопить и подгонять уставшего человека. Никого тут больше и не оставалось — Сорокин поставил последнюю точку в этом стандартно-хитром сочинении. Теперь поле будет ждать немецких разведчиков и атакующих автоматчиков. А пока — относительная тишина, безлюдье, колеблющийся свет дальней ракеты и расслабленность усталого работника.