Иван Виноградов - Подробности жизни

Эйта попросили рассказать, как он поддерживает в себе и своих детях здоровье и силы.

— Мы много голодали, когда шли к вам, — отвечал Эйт, — и потому теперь меньше страдаем от недоедания.

И он тут впервые рассказал печальную историю о том, как был изгнан старейшими своей общины якобы за то, что сманил к себе женщину, принадлежавшую другому мужчине. Вместе с этой женщиной он много дней и ночей шел по лесам, пока боги не указали ему вот это селение и этих добрых людей.

— Боги и теперь не оставляют меня и моих детей своими заботами, — закончил Эйт.

Темновато говорил бывший пришелец, не все было понятно в его речах, начиная с изгнания за женщину, но все видели, однако, что он здоров и крепок, и, стало быть, действительно ему покровительствовали боги.

Не все было ясно, и не все поверили Эйту. Кто-то проник в его хижину и обнаружил тайник с зерном.

— Откуда это? — спросили его.

— Я говорил: мне приносят боги.

Люди установили бдение у хижины Эйта, чтобы дождаться посланца богов и просить его о такой же милости ко всем другим членам общины. Но не дождались посланца, и не пополнились запасы зерна у эйтов за это время. И чем дольше стояли, ждали и думали люди перед хижиной Эйта, тем яснее становилось им все происшедшее. А тут еще хромоногая женщина из обеденной хижины сказала, что не раз видела летом, как маленькие эйты таскали зерно с общинного поля. Правда, всего по одной горсточке, так что со стороны и не заметишь, и община, наверно, не терпела от этого большого урона.

Раньше здесь не было принято изгонять людей из общины, но сам Эйт, рассказавший перед тем свою историю, как бы подсказал старейшинам и решение: его отторгли, предложив поселиться за пределами владений общины. Вместе с ним должны были уйти его женщина и его дети. Из его хижины сложили большой костер, поскольку в ней никто больше жить не согласился бы. Кроме того, немало хижин в этот год опустело…

Община все-таки выжила, снова набралась сил. Об эйтах здесь старались забыть совершенно, чтобы дурное поведение их не стало заразительным. И все продолжалось по-прежнему. Только вдруг стали здесь замечать, что рядом с другими детьми растут в общине и дети-эйты. Нет, те, что ушли, не вернулись — Эйт со всей своей стаей ушел куда-то далеко. Здесь росли дети-эйты, рожденные женщинами общины. И дело не только в том, что они были похожи на Эйта наружностью, беда в том, что они с первых сознательных шагов начинали стаскивать в свои уголки все, что им приглянется, все нужное и ненужное, и матери никак не могли отучить их от этого. Вмешались старейшины. Они решили поселить всех детей с такими наклонностями в отдельную хижину, чтобы они там сами постигали законы и правила общинной жизни, взаимно учили друг друга. Ведь если один возьмет больше, другому останется меньше, и такую простую истину способно понять даже малое дитя.

Однако против такого решения неожиданно восстали обычно безропотные женщины, матери этих детей. Среди них оказалась и самая тихая в селении — Хромоножка.

— Мы их родили, — сказали матери о своих эйтах, — и они должны жить вместе с другими нашими детьми. Разве они не равные со всеми?

Мудрецы выслушали, оскорбленно помолчали, предчувствуя недоброе от такого посмеления женщин, и все-таки согласились, поскольку сами всю жизнь утверждали: все люди родятся равными! Это был один из главных законов жизни, если не самый главный. Есть такие простые и великие истины, без которых человечество просто не смогло бы выжить. Ими нельзя поступаться ни в каких ситуациях…

Столетиями проносилось затем время. Разрастались общины и племена, заселяя все новые земли. Возникали города, возводились крепости. И всюду каким-то образом появлялись, растворяясь в общей массе, эйты. Они уже ничем не отличались внешне от других племен и народов, только неистребимо сохраняли свои изначальные повадки — все тащить к себе, во всем искать выгоду, все накапливать — и все за счет других!

Остальные люди научились, конечно, распознавать их и стали защищаться от них. Пойманных и уличенных эйтов били на базарных площадях, бросали в ямы, изгоняли из городов, в некоторых местностях им отрубали руки или вырывали ноздри, чтобы всякому было видно: перед тобою — злодей. Но сколько бы их ни ловили, как бы ни метили, эйты всякий раз по-новому исхитрялись в своем воровстве и подлости и все аккуратнее маскировались под человека всеобщего. Пришлось людям создавать суды и органы преследования, чтобы оградить себя от хитроумия и злоумия эйтов. А те повсеместно стали проповедовать, что ничего нет плохого в наживе за счет других, что это всего лишь признак деятельного человека и что вообще-то в каждом из нас живет стремление разбогатеть и выделиться среди всех прочих, только одним это удается и им достается больше, другим меньше, третьим, неспособным, — совсем ничего. Удел третьих — работать для блага умелых… И вот эйты уже возомнили себя как бы высшим сословием среди людей и сами начали верить в это. Явным и неоспоримым изобличающим признаком эйтов можно бы считать непомерные богатства, скопившиеся у них, но богатство вскоре стало означать и власть. Возникла как бы покупная (а стало быть, и продажная) власть. Тот, кто раньше назывался эйтом, то есть мошенником, вором, ловчилой, вдруг стал именоваться сенатором, губернатором…